Кто отец Вадика, Нинка не знала.

– Из военных чинов, – говорила она. – Скажем, интендант внутренней службы.

Еще несколько слов о Полковнике, пока не забыл.

После начала Смуты Иван Иванович считал себя единственным представителем власти в радиусе двадцати километров. Своего огорода или кур Петренко не держал. Как он вел домашнее хозяйство, было непонятно. Вероятно, его подкармливали животноводы, жившие неподалеку. Услуга за услугу. Животноводы обеспечивали Полковника мясом, Петренко отвечал за безопасность животноводов, ездил в город улаживать конфликты маргаритовских животноводов с другими. Животноводов было человек сорок, четыре большие семьи: с детьми, старухами, молодыми девками. Иногда животноводы рвались на минах, и тогда их количество уменьшалось, а иногда и увеличивалось – за счет прибившихся беспризорных городских женщин. Жили животноводы в пяти километрах от Маргаритовки, на Чумбур-Косе, в бывшем детском оздоровительном лагере.

Петренко считал, что животноводов завезли в эти края не случайно и главная их задача – естественное разминирование ценой собственной жизни и с помощью овец, а само выращивание овец – на втором месте. Не может быть, чтобы животноводов завозили только ради животноводства. Животноводство – на втором месте.

«Может быть, он прав», – подумал Виктор Сергеевич. Все овцы, которых он когда-либо видел, имели рваные раны и множественные осколочные ранения.

Виктор Сергеевич никогда не спрашивал у Полковника о быте, считал это неприличным. Точнее, предполагал, что первый вопрос потянет за собой другие, более опасные. Типа сколько человек вы убили. Неудобно спрашивать об этом руководителя.

– А что вы едите? – как-то спросила бесстрашная Лида. – Почему помидоры не выращиваете?

– По званию не положено нам что-то выращивать, – усмехнулся Полковник и перекрестился. – Почитай историю. Я – защитник. Я защищаю выращенное другими, это мое предназначение. Ну и о кроликах забывать не надо. Кролики всюду, ешь не хочу.

Действительно, кролики были на каждом шагу. Они прогнали кошек и собак, освободили нишу.

О том, что Виктор когда-то был директором обувной фабрики, Петренко, разумеется, знал. Специального разговора на эту тему между ними не было, но иногда Полковник приходил к Виктору со старыми ботинками и просьбой:

– Посмотри, что-то еще можно с ними сделать?

– Себе? – иногда интересовался Виктор Сергеевич.

– Еще не решил. Может, животноводам отдам. Просили поддержать. В обмен на мясо.

Виктор смотрел ботинки и что-то делал. Если было возможно.

Однажды Полковник принес Виктору абсолютно новые женские туфельки. Из натуральной черной лакированной кожи, остроносые, на высоких каблуках.

– Вот нашел в степи, не поверишь. Можно на пару размеров увеличить? Жене маловаты.

Через пару дней Полковник поссорился с женой и сказал, что туфли увеличивать не надо.

– Обойдется. Куда ей в этих туфлях ходить? Будем искать золушку под размер, – без тени улыбки сообщил Петренко.

Жена Полковника, Наташка, в свои пятьдесят пять – женщина с избыточным весом и редкими седыми волосами. Когда-то она была красавицей, работала в районной санэпидстанции. Лейтенант Петренко хотел иметь связи в этом ведомстве, считал, что это поможет его продвижению по службе. Связи лейтенант приобрел, но продвижению по службе это не помогло, потому что Наташка ушла в декрет и в санэпидстанцию уже не вернулась. У Полковника и Наташки было трое детей, все мальчики. Полковник отдал их в Суворовское училище. Дети презирали отца и не общались с ним.

– Понимаешь, Витя, всех мальчиков оставить себе я не мог, но и выделять никого не хотелось, – оправдывался Иван Иванович перед желающим выслушать его историю. – Всё или ничего. Мы максималисты!