Однако с каждым днём он сильнее уставал. Казалось, его зажимали со всех сторон. С одной стороны, Аделин со своими планами «крупного бизнеса», с другой – отец, который хоть и без слов, но постоянно предлагал помощь, а сам Ник считал это «ядовитым подарком». И между ними оставалась его собственная мечта и теоретические выкладки, которые он берёг в уме, стараясь избежать чьего-либо контроля.

Скоро Ник оказался перед выбором: фирма предложила ему более стабильную должность, но для этого требовалось подписать контракт о неразглашении, где все открытия, сделанные сотрудниками, становились собственностью компании. Получалось, что если он доведёт свою катушку до реального образца, права окажутся у работодателя. Для Ника это звучало как предательство своих идеалов. Он метался, не зная, выбрать ли наконец стабильную зарплату (которой ему явно не хватало) или остаться с независимостью.

Когда он рассказал об этом Аделин, она посоветовала:

– Подпиши. Если начнёшь качать права, останешься без работы, а значит, снова окажешься в нищете.

Ник чувствовал, как внутри всё клокочет. Он не хотел признавать, что нуждается в её поддержке, но понимал, что совет звучит логично.

В тот же вечер ему позвонил Фрэнк, причём лично. Ник поначалу собирался не отвечать, но в итоге взял трубку. Услышал давно знакомый, слегка охрипший голос:

– Слышал, тебе хотят «связать руки» в этой фирме? Если нужна альтернатива, у меня есть контакт в одном научном университете…

Ник ощутил, как в груди вспыхивает неприязнь. Снова отец «вмешивается»… Он быстро ответил:

– Я уже взрослый и разберусь без твоих университетов.

– Ты и так упираешься, – проговорил Фрэнк. – Хоть предупреждаю: крупные игроки не любят, когда у них что-то отбирают.

Ник не захотел слушать дальше и бросил трубку.

Внутри осталось мерзкое ощущение, будто отец действительно желал помочь, но Ник видел в этом лишь попытку показать власть. В памяти всплывали и отцовские рассказы, что у «двухмакушечных» часто происходят «необъяснимые» вещи, когда они слишком далеко продвигаются. Ник считал это выдумкой, хотя иногда по ночам в квартире мигала лампочка или мелькала за окном странная тень, и он чувствовал мгновенный холодок. «Ерунда, просто паранойя», – твердил себе.

На работе Ник в итоге отказался от неразглашения. Руководство приняло это холодно:

– Тогда извини, мы не можем держать тебя на высокой должности.

Его понизили, урезав оклад. Аделин вспылила:

– Значит, ты окончательно решил похоронить своё будущее?

Ник захлопнул дверь:

– Я все равно не свободу.

В этот же период ссоры с Аделин стали безостановочными. Каждый вечер они скандалили, доходило до рукоприкладств. Она кричала:

– Ты упускаешь все шансы, отталкиваешь всех!

– А я не желаю плясать под чужую дудку! – орал Ник.

Редкие «перемирия», полные бурной страсти, уже не склеивали разбитые осколки. Всё шло к расставанию, хотя никто из них не решался радикально рвать связь.

Глубоко в душе Ник понимал, что прошлый конфликт с отцом и страстная жажда свободы довели его до того, что он стал отвергать любые способы «встроиться» в систему. Аделин же верила, что надо «играть по правилам» ради успеха. Теперь они ежедневно буксовали в скандалах. Иногда Ник уходил из квартиры на целую ночь, то в ярости, то в отчаянии, твёрдо проговаривая про себя:

– Не подчинюсь ни отцу, ни корпорациям, ни этой женщине…

В университете, куда он изредка заглядывал за советом, некоторые считали, что Ник «скатился» в бунтарство и апатию. Но он не прекращал возиться со схемами генератора, тайком чертил «продвинутый» вариант магнитной ловушки, якобы дающей электричество с фантастической эффективностью. Он оставался один, без денег и союзников: гордость не позволяла ему менять взгляды, или же он искренне верил, что сумеет прорваться.