Закончилось все внезапно. Злополучный аниматор очередной раз выманил у наивной поклонницы деньги на вход в ночной клуб, конечно, не предупреждая о том, что женщины вправе воспользоваться правом бесплатного посещения. Оле была безразлична подобная хитрость. Она понимала, что ее бессовестно надувают, осознавала, что Хуссейн провожает ее в заведение отнюдь не за красивые глаза. Но в глубине души зрела надежда, что отношения между ними выйдут на более высокий уровень взаимного притяжения. Пронырливый аниматор завел остриженное стадо постояльцев отеля в клуб, раздал всем по разведенному коктейлю и вдруг неожиданно устремился к молодой девушке, сидящей за соседним столиком. Это была молодая красавица двадцати лет, с пленительным цветом лица и роскошными волосами. Продувная турецкая бестия, поигрывая буграми мускулов, внезапно обняла юную фею за талию и протянула ей алую розу. Затем она ловко оплела девушку сетью привычных чар, и уже спустя минут десять кокетка сидела у аниматора на коленях. Оля стояла с разбитым сердцем и наблюдала, как искра между двумя людьми превращается в страстный поцелуй, в горячие объятия. О нерадивой отшельнице попросту забыли. Спустя пять минут Хуссейн предупредил туристов, что он уходит, а они могут продолжать веселиться хоть всю ночь. Исчез он не один. Позже Бекасова в неистовом танце пыталась выплеснуть свою боль, зализать свежие раны оглушительного разочарования. Ноющая сирена мелодии тупым рефреном билась о ее виски, глушила с яростным надрывом. Оля почти ничего не чувствовала, забывшись в пустоте потного, пьяного, распутного месива. Она не осознавала пошлых, грубых кавалеров, пытавшихся примостить свое спонтанное вожделение к ее хорошо сохранившемуся телу. Она лишь помнила, как словно подстреленная птица, плелась к отелю, увязая в притязаниях настырных зазывал и мечтая оказаться в одиночестве. Приблизившись к непропорциональному козырьку отеля, выполненному в вульгарных потугах на античную классику, Оля опустилась на скамейку, не в силах пересечь пространство холла. Женщина решила отдышаться и прийти в себя. Бекасова открыла телефон и набрала в социальной сети фамилию и имя развязного аниматора. Он оказался женат, имел детей, жил в глухой деревне. Оля прозрела в один момент, и что-то липкое, гнетущее, похожее на стойкое отвращение, коснулось ее души. Так незаметно прошло полчаса. Звезды на небе презрительно корчились в приступах смеха, потешаясь над проблемами смертных. Мотоциклы с ревом проносились по оголенным нервам, взвизгивая проклятиями и упреками. Где-то неподалеку выла собака. Выла не потому, что было нечего есть, а от затхлого однообразия жизни. Этот вой, монотонный и жалобный, внезапно смягчил умелый свист. Из автоматически открывающихся дверей отеля выскользнул Хуссейн с довольной улыбкой и, заметив одинокую Ольгу, примостился рядом. Он признался, что перебрал, выпив семь алкогольных коктейлей, что, к сожалению, отдалился от основ ислама. Грешник жаловался на то, что Турция увязла в светском разложении нравов, жаловался на собственное бессилие, невозможность сопротивляться новому времени, постоянное желание снять напряжение. Удовлетворив первичную похоть, парень рассыпался мягким ворохом слов, предлагал новые туристические маршруты за минимальные деньги, мягко скользил огненными глазами по обнаженным ногам спутницы. Трель ночного соловья оборвалась на предложении продолжить волшебный вечер в номерах. Оля словно застыла, с глухим изумлением глядя на подобный разгул равнодушия и бесчеловечности. Она резко встала, развернулась спиной к незадачливому соблазнителю и ушла без слов и прощаний. Больше они не общались. Хуссейн словно не замечал ее присутствия, обтекая столики и лежаки ловкой, крадущейся ртутью тела.