Одолевал меня старый хрыч с периодическим постоянством, пока его просьбы не превратились в хроническое заболевание. Я попросту смирился с неизбежным. Настраивал ему программы немудреные на компе, чистил браузер от спонтанного мусора, помогал с настройкой приставки. Надо заметить, что Палыч – дед, увлекающийся новинками. Постоянно что-то модернизирует, приобретает по нужде и без, пытается сам подключить и, соответственно, ломает. За технологиями поспеть пытается, но только взбивает старыми копытами борозду, буксует. Я в глубине души осыпаю незадачливого экспериментатора трехэтажным матом, но подключаю все заново и терпеливо объясняю новую систему зевающему деду. Тот скрипит, брюзжит, жалуется на мошенников по телефону и беспутниц в сети, пытающихся соблазнить то, что уже давно почило в бозе. Меня он не слушает, так как всегда имеет собственное мнение, отличное от мнения сопли, почуявшей себя крепкой настойкой. Так и живем. Точнее не живем, а выживаем в нашем многоэтажном доме, полной чудес обители недоразвитого гуманизма.

Так вот что случилось далее. Мои внутренние биоритмы уже настроились на благотворительные встречи с Палычем. Прошел один месяц, второй, перегорел и третий, а от червивого гриба не поступило ни единого звонка. И если первый месяц я тайно ликовал, то к концу третьего засомневался и приуныл. Решил сам набрать властного соседа, предчувствуя дурную весть от его близких родственников. В ответ в телефонной трубке раздался привычный раскатистый бас строевого командира:

– Алло! Жмуркин у аппарата!

– Иван Павлович, у Вас все в порядке? Сто лет Вас не слышал, забеспокоился о вашем здоровье.

– Вот же говнюк малолетний! Звонишь узнать, не дал ли я дуба?

– Что?!

– Что-что, хрен на что! Не сдох ли я? Не отбросил ли копыта? Не примерил ли деревянный макинтош? Не протянул ли ласты? Не задрал ли пятки к потолку? Не откинул ли хвост? Не отдал ли концы? Не сыграл ли в ящик? Не отправился ли в кругосветку в Аид? Не околел ли под забором? Не надейся, пипка дрожащая, время мое еще не пришло! Не звонил я тебе, потому что повода не было. Я и сам с техникой разобрался, тут как два пальца обоссать. Дело твое нехитрое, только апломб зловонный из себя дуешь. Паразит!

– Ну, хорошо. Я рад, что у Вас все в порядке.

– Давай. Кстати… ты… это… раз уж ты перданул из норы… Внук отдал мне старый айфон. А этот айфон, пардон, как вражий гондон. Я его и так, и эдак, он все равно и барон, и франкмасон, не поддается в умелых руках. Все это буржуйские происки на мою голову, басурманская подстава извечная! А ты с буржуями, как известно, на короткой ноге. Вот зайди его подключи и настрой мне. Там какой-то Дункан Маклауд надо сделать, итить его в дышло.

– Не вопрос. На днях зайду, настроим без проблем.

– Договорились! Буду ждать!

Слушая раскатистую скороговорку деда, я глупо и радостно улыбался. На сердце потеплело, жизнь снова обрела выпуклый смысл и звучание. Я вдруг понял, как неистово, страстно и тайно скучал по старому мерзавцу. Хороший дед Иван Павлович. Дай Бог ему здоровья и долгих лет.

Стоял теплый октябрьский вечер. Влажная истома накрыла бухту Гюмбет. Ольга Бекасова сидела на террасе турецкого отеля и всматривалась в россыпи огней, опоясывающие прибрежную землю. Их сияние затмевало скромную улыбку звезд в ночном небе. Воздух турецкой Ривьеры словно дышал роскошью и негой, скользил по лицам отдыхающих и гладил щеки случайной лаской. Приближалась ночь, полная вздохов, признаний в любви, сплетений тел, разгульного безумства ночных клубов.

Ольга была одна. Ей недавно исполнилось сорок два года. Вспоминая этот назойливый, ставший неприятной обузой и скорбным напоминанием праздник, женщина поморщилась и нервно дернула рукой, словно отгоняя от своей памяти болезненное, жалящее в самое сердце воспоминание. Никто ее не поздравил. Точнее, поздравили коллеги в шумной сутолоке обыденной формальности. Поздравили давно забытые, словно потускневшие картинки в сети. Они уже давно не были друзьями в привычном понимании. Это были блуждающие тени в недрах прошлого, полузатертые, блеклые и бесконечно далекие. Позвонила подруга Светлана, энергичной тарабарщиной пожелала мужиков, укладывающихся штабелями, побольше бабла в дом и здоровья в преклонных летах. Едва ли кто-то искренне вспомнил именинницу в ее главный день. Все сухо и исправно выполняли свой долг, как будто зевая, поливали цветы или чистили унитаз в квартире. И делать бесконечно лень, и отмахнуться не получится. Родители именинницы уже давно ушли в мир иной, детей и мужа у нее не было. Ольга стойко выдержала свой праздник за просмотром сериалов и поеданием торта в одиночестве, а утром с облегчением выдохнула.