– Слушай, будешь торчать здесь до ночи? – вывел режиссёра из размышлений женский мысленный голос, неожиданно и бесцеремонно ворвавшийся в плавный поток мыслей режиссёра и разбивший его, словно ледокол, разбивающий льдины на море. Режиссёр не любил, когда вмешивались.
– Ну мам. Я работаю.
– Хватит, наработаешься ещё. Иди хоть, погляди, что сотворили эти безобразники к открытию вашего проекта, – ответил голос. Рядом материализовалась проекция его матери – уже немолодой, но не стареющей тысячелетней женщины, окаймленной неземным ореолом вокруг головы.
Режиссёр, ещё немного помоделировав, а после – собрав мысленные потоки воедино, медленно вышел из своего рабочего пространства, направляясь к группе существ, что стояли рядом с огромным постаментом, не закрывающим, однако, солнце.
– Братья мои! Приветствую вас, – еле заметно склонил голову режиссёр перед всеми присутствующими, что являлось стандартной процедурой приветствия для их мира.
– Здравствуй, Сентенций, – мысленно отозвался кто-то из вышеупомянутых «братьев». – Погляди-погляди, ты как раз вовремя, – с этими словами мысленно говоривший обвёл рукой всё великолепие, представшее перед нашими героями.
А посмотреть было на что: неземная установка уже была готова к запуску, и шарообразные кабины пилотов, которые должны были мысленно управлять этой махиной, отсвечивали белоснежно-лазурным цветом под лучами палящего солнца. В середине композиции красовался шпиль, который выбивался на ландшафте среди низеньких кустиков и деревьев, словно грандиозная пика, вздымаясь вверх чуть ли не до самых звёзд, что были видны даже днём, поскольку атмосфера была разреженной. Окольцовывали композицию титанические концентрические круги, которые – так же, как и кабины пилотов, – отливали белым светом, заполонившим всё пространство вокруг. Арктурианцы помещались чуть поодаль, совершенно теряясь на фоне установки, которая не могла не вызывать восхищения, обожания своим величественным видом. Крошечные фигурки неземных существ, хотя и были одеты преимущественно в белые костюмы, всё-таки уступали этому всеневероятному коллайдеру по заметности и цветовой значимости. Вокруг установки были поля, поля, поля, потом – луга, луга, леса и – где-то там, совсем вдалеке – помещалась призрачная проекция воздушной, плавающей в дымке городской полосы, что парила над землёй, будто коса.
Режиссёр перевёл дух.
Он много раз видел всё это, но каждый раз, неизменно, эта панорама вызывала у него одни и те же чувства, которые захватывали и захлёстывали его с головой: восхищение проделанной работой, любовь к выбранному делу и, конечно, гордость. Гордость за себя, за других существ, что участвовали в проекте, и за род в целом.
Режиссёра можно было назвать истинным патриотом, пожалуй. Но патриотом не в том узком и непривлекательном смысле, в каком обыкновенно трактуется это сложное в плане оттенков значений слово, а патриотом духовным – радеющим за дух рода, за его целостную интеграцию с общими потоками космоса. Не смейтесь; некоторым людям не понять, наверное, всей той полной картины, которую бедным человеческим языком пытается описать автор. Только тот, кто раскрыл свой духовный потенциал в полной мере и дорос до создания чётких, конкретных, а не расплывчатых мыслеобразов, как режиссёр и его коллеги, мог вдохнуть полной грудью на поприще создания мысленной информации, которая помогала воплощать проекты в реальность. Давайте подождём запутавшегося автора. Что значит – в реальность, если реальностью являлись и мыслеобразы в том числе – по крайней мере, они были настолько чёткими, настолько осязаемыми, что с ними, разумеется, тоже можно было работать? Как ни странно, всё-таки реальность и поле мыслеобразов очень сильно различаются – особенно для народа а’кхету, который, в основной своей массе, умеет взаимодействовать с мыслеформами мастерски. Сам по себе мыслеобраз – это не материальный, а состоящий из энергии, видимый подготовленному глазу объект, с помощью которого можно создать любые конструкции – от историй, рассказанных только в виде таких вот энергетических, воздействующих одновременно на все органы чувств, не исключая и эмоции, потоков, до постройки иллюзорных зданий, которые постепенно заполняются материей различного характера, приобретая конкретные очертания и тем самым становясь настоящими сооружениями, в которых возможна жизнь. Люди в мире народа а’кхету практически не строят, не создают текстов, не работают с образами из трёхмерного пространства руками – для этого существуют мыслещупальца или – напрямую – воздействие разума. Мыслеобразы, в целом, – удобная вещь.