Сначала, конечно, он посчитал, что выходить на улицу после того, как оказался под подозрением и тем более «во Франции», было небезопасно. Но немного поразмыслив, пришел к выводу, что поджог старого архива в глубинке, да еще и с недоказанной его виной, не настолько уж тяжелое преступление, чтобы по всему Лондону вновь были розданы его портреты излишне ретивым полицейским, таким, как покойный Гарри Мерчер. Поэтому, не давая себе шанса на лишние сомнения, он, стремительно накинув пальто, буквально выскочил на улицу. Порог дома №221б на Бейкер-стрит он воспринял как Рубикон, перейдя который уже не стоило ни о чем жалеть.

Джон поморщился: на одном из поворотов с улицы до него долетели капли дождя. Уже по-иному посмотрев в окно, он понял, что приехал.

Открыв дверь, он помедлил, прежде чем выйти: слишком много воспоминаний, горьких и сковывающих сердце, нахлынули на него при виде этого места.

Хотя на улице моросил дождь, люди продолжали сновать по своим делам. И мальчишки-газетчики еще громче зазывали покупателей кичливыми заголовками.

За те благословенные дни отдыха в замке Джон как-то избегал спрашивать Холмса о деле Виггинса, хотя оно мертвым грузом висело на его душе. Лишь когда они верхом на лошадях отправились в Фулворт, Ватсон, неожиданно сам для себя, задал этот вопрос.

Шерлок долго молчал, и Джону уже начинало казаться, что он не расслышал и надо бы повторить, как вдруг тот все-таки заговорил. Причем не в обычном своем напористом саркастическом тоне, а спокойно и даже глухо:

– Мы проверяли всех мальчишек-газетчиков. Как ты понимаешь, моя уголовная полиция в этом особенно старалась… Они материализовывались и старательно у всех выспрашивали… – Он вздохнул. – Многие знали Тома Виггинса, жил он в одном заброшенном здании вместе с несколькими другими мальчишками – но куда он делся, никто не знает. Я побывал в том здании, и судя по частичкам почвы могу сказать, что за пределы Лондона он, пока там жил, не уходил. Но потом он ушел из их общего дома. Забрал все свои немногие вещи. Это случилось за несколько дней до того, как он приходил к тебе окровавленный.

Ватсон весь обратился в слух. Но Холмс его разочаровал:

– Куда он ушел – никто не знает. Он продолжал приходить торговать газетами – но на расспросы не отвечал. Он как-то замкнулся. Один раз он пришел на перекресток с собакой – по описаниям это Тоби, – сказал, что пса не с кем оставить, а он жутко воет от одиночества, поэтому и взял с собой. Тоби вел себя спокойно, просто сидел и ждал, пока Виггинс распродаст все газеты, и они вместе ушли.

– А у тебя… – перебил его Джон, пораженный внезапным озарением, – у тебя нет человека, ну или кого-то, кто мог быть общаться с животными?

– Такие колдуны есть, – кивнул Холмс, – одного я знаю и хочу сходить к нему, но он пока в отъезде.

– Может быть, от Тоби что-то сможем узнать?

– Может быть, – невесело ответил Шерлок. – Но я бы сильно на это не рассчитывал. У животных немного другая логика. Они ведь далеко не всё понимают из того, что происходит. Собаки не очень хорошо запоминают, кто как выглядит – в основном запахи. А запахи, как ты понимаешь, описывать сложно. Он не может, например, сказать: «От него пахло миндалем» – потому что просто не знает, что такое миндаль. Он не будет говорить: «Этот человек курил» – а: «Он вставлял себе что-то в рот и поджигал, а потом выпускал дым с сильным запахом». Но да, Тоби хотя бы может указать нам, где Виггинс жил в последние дни, а это уже многое нам даст.

– Когда вернется этот колдун?

– В течение нескольких дней. Меня об этом известят.