Все сокровища мира, или Послание четырех Андрей Себежский

Гроув Дженкинс приложился к карабину. Дилижанс показался как раз в то время, которое он и рассчитал. С самой высокой скалы ему было хорошо его видно. Сначала появилось постепенно увеличивающееся облако пыли, затем – темные очертания кареты. Через какое-то время можно было разглядеть кучера, погоняющего двух лошадей. Дилижанс был один, кучер был один.

Дженкинс коротко свистнул, подавая знак своим подельникам – семерым мексиканцам, которых он нанял для этого дела. Нанял – и теперь жалел. Жалел настолько, что зубами скрежетать хотелось.

Ведь это было просто плевое дело. Настолько, что он, с его-то опытом, легко мог бы провернуть его и один. Времени бы вполне хватило.

Столкнуть со скалы пару камней поувесистей в узком месте каньона и перекрыть дорогу. Здесь все равно мало кто ездит, поэтому можно было дать сто к одному, что первым в ловушку приедет именно этот дилижанс. Когда тот остановится, из укрытия посмотреть, сколько в нем народу – да скорее всего трое: кучер и двое пассажиров. И всё, они все твои!

Да даже если они все-таки вдруг наняли охрану – ну сколько может поместиться в таком дилижансе людей? Ну самый максимум шестеро – и то придется ехать как рыба в бочке, да еще вместе с леди. То есть в худшем случае там могли быть шестеро мужчин, считая кучера – хотя ну это вообще очень и очень вряд ли. Двоих, а то и троих он бы точно застрелил из укрытия. Потом прокричал бы, что они окружены. Сдадутся, никуда не денутся: профессионалы понимают, что даже для одного опытного стрелка они в таком месте как на ладони и леди вполне может пострадать.

Так нет же… Поверил, что люди в карете очень опасны. Якобы джентльмен, который у них главный, хорошо умеет выслеживать и вообще не вполне человек, кучер – бывший военный и отлично стреляет, а женщина… Про нее никто с уверенностью ничего сказать не мог – даже того, стара она или молода: ее лицо постоянно скрывала вуаль и двигалась она как-то… невесомо, что ли…

Но на сторонний взгляд, эти трое вели себя как совершенно обычные люди. Поэтому Гроув почти не допускал, что что-то может пойти не так. Рано утром он с мексиканцами помчался в каньон. Развернули засаду, рассевшись по скалам с обеих сторон.

План был прост: в узком месте каньона карета неминуемо сбавит ход. Он снимает кучера и кричит, что дилижанс окружен и лучше б всем выкинуть оружие и выйти с поднятыми руками. Даже если вдруг каким-то немыслимым образом троица смогла по дороге нанять себе охрану – все равно понятно, что против стольких стрелков на хорошо просматриваемой местности пассажиры дилижанса ничего поделать бы не могли. А если от первого выстрела лошади понесут, то кто-нибудь из мексиканцев их перехватит…

Гроув вздохнул и припал к карабину. Теперь уже поздно, придется делиться.

Он уже хорошо видел кучера. Представительный мужчина с усами вел лошадей спокойно и невозмутимо.

Вот дилижанс добрался до узкого места. Сбавил ход.

Дженкинс почувствовал знакомое напряжение, какое чувствовал перед каждым налетом…

Сейчас!

Он плавно нажал на спусковой крючок, почувствовал привычную отдачу в плече и через миг, когда дым рассеялся, увидел, что кучера уже нет на месте. Собственно, он и не сомневался в результате: он был очень хорошим стрелком.

А дальше случился и вовсе подарок – дверь кареты открылась, и из нее спустился тот самый джентльмен, который в этой троице был главным. Он был абсолютно спокоен и, как показалось Дженкинсу, с каким-то любопытством оглядел скалы.

Гроув снова нажал на спусковой крючок.

Джентльмен ожидаемо пропал из вида. Гроув высунулся из-за камня, чтобы посмотреть на поле боя, как вдруг сзади услышал то, что заставило его похолодеть:

– Экклезиаст?!! Серьезно?!! – возглас был удивленно-недоверчивый.

Дженкинс мгновенно развернулся вместе с карабином, чтобы, во-первых, посмотреть, что это за черт у него за спиной, а во-вторых – увидеть того, кто, кажется, единственный в мире знает, каким именем его наградили неизвестные родители, прежде чем сдать в церковный приют.

Увидев, Дженкинс вздрогнул всем телом: за его спиной стояли тот самый джентльмен и тот самый кучер. Кучер целил в него из револьвера, за спиной у него висел карабин, которого Гроув раньше почему-то не заметил.

Дженкинс выстрелил, целя сначала в кучера, а затем намереваясь слегка перевести ствол на его хозяина. Но сильный удар в грудину пригвоздил Гроува к камню. Сразу же последовала обжигающая боль.

Это кучер! Дженкинс готов был поклясться, что попал в него – и так же готов был поклясться, что пуля прошла сквозь этого чертова кучера…

Дальнейшее он видел как в тумане. Джентльмен вскинул в его сторону руку с открытой ладонью и что-то отрывисто сказал. Боль мгновенно прошла.

– Ты сейчас будешь жить, – спокойно сказал мужчина, глядя Гроуву в глаза. – Но только сейчас… – Дженкинс почувствовал, что в его голове что-то происходит, как будто кто-то двигает внутри рукой, как будто взгляд черных глаз совершенно материальным образом буравит чем-то в его мозгах.

– Экклезиаст, который называет себя Гроув, – медленно протянул джентльмен, не сводя с него глаз. – Было бы интересно пообщаться с тобой, но времени нет… Ага, вот кто тебя нанял… И к колдуну обратился… Ну что за выдумщик! Он всегда был прытким… Ого! Ты смотри-ка, как же сильно тебя обманули!.. Я сожалею… Пока, Экклезиаст! – И Гроув на миг погрузился в темноту…

Он дернулся.

Надо бежать! Подальше от этой чертовщины!

Гроув вскочил, чувствуя себя легко как никогда – и вдруг понял, что он здесь один. Этих двоих убийц нет!

Сколько ж он был в отключке? Они, видимо, подумали, что он мертв, и ушли. Но не таков Гроув Дженкинс!

Он провел рукой по груди, с радостью осознав, что нет и намека на рану. Настроение все улучшалось и улучшалось. Этому не могли помешать даже выстрелы, которые, как оказалось, он слышит.

Гроув инстинктивно припал за камень – и вдруг увидел, что у валуна уже кто-то есть: к нему прислонился спиной, опустив голову в шляпе, ковбой, одетый… так же… как и… он сам?!

Внезапная догадка обожгла разум Гроува.

Нет, нет, нет, нет, нет!

По груди ковбоя растекалось кровавое пятно…

Дженкинс хотел схватить карабин, лежавший рядом с телом – но рука прошла сквозь него!

Нет! Нет!

Гроув заметался, не понимая, что делать – и вдруг понял, что приподнимается над землей. Он посмотрел вниз и увидел в стороне какое-то шевеление.

Оказалось, это один из мексиканцев – Гроув не запоминал, как их зовут, – такой же невесомый, как и он, тоже поднимается вверх, так же недоуменно оглядываясь по сторонам. А внизу… А внизу катится со скалы тело этого мексиканца. И еще! И еще одного! Это чертов невесомый кучер – теперь ясно было, что он призрак – появляется за спинами тех, кто еще недавно считал себя охотниками, стреляет в них и материализуется в другом месте. А их полупрозрачные двойники так же отделяются от мертвых тел и взмывают ввысь, не понимая, что происходит…

Пока понимает один только Гроув… Все они мертвы. Но понимание это – как будто где-то далеко, как будто это все не с ним…

Оставшиеся мексиканцы беспорядочно палят в разные стороны, пытаясь понять, что же происходит, откуда стреляет враг и почему их собратья безжизненно катятся вниз из своих укрытий. Одного из них кучер просто толкает – и тот тоже летит с обрыва. Но Гроув не видит, что душа его отлетает. Он жив! И почему-то это понимание о судьбе малознакомого человека, – чего уж тут таить: обычного бандита, – вселяет в Гроува радость.

Но это чувство сменяется ужасом.

Гроув увидел наконец, кто был главным действующим лицом этой драмы: на одной из скал вдруг откуда-то появился огромный – наверное, с высоту десяти человек – серый дьявол, с рогами, крыльями, хвостом, мерзким лицом… Он направил длинную руку в сторону оставшихся троих мексиканцев, в страхе засевших за валуном. Те взлетели в воздух – не души, а их тела, они были живы. Дьявол переместил руку к стоявшему внизу дилижансу – и трое мексиканцев, отчаянно извиваясь, медленно переместились туда же.

Нечистая сила бережно поставила их на землю – и вдруг в руках их появились гитары, и они, кажется, сами не понимая, что делают, запели веселую мексиканскую песню! Это показалось Гроуву самым страшным из того, что он увидел за последние минуты, страшнее расправы призрака, страшнее дьявола.

Дьявол мгновенно переместился туда же, к дилижансу, и громким мерзким голосом произнес:

– Ну? Весело тебе?!.

Вдруг тот мексиканец, которого кучер-призрак столкнул со скалы, зашевелился, огляделся и пополз прочь от этого места, причитая: «Дьябло! Дьябло!»

– Я?! – обратил на него внимание дьявол. – Ну неет, – тут же скромно он приложил руку к груди. – Нет, конечно, ну что ты… – Видно было, что он засмущался.

Не выдержав этого зрелища, Гроув взмыл вверх, к звездам. Ему еще так много предстоит успеть, побывать там, где любил бывать, повидать тех немногих, кто был ему дорог…

***

Ян Мердок пришпорил клячу как заправский кавалерист. Ему нравилось сравнивать себя с каким-нибудь гусаром. Да и нужно было поскорее добраться до домика на лесной поляне: ведь уже совсем стемнело. А на вечер у него были планы, и еще какие! Он получил записку от самой Мод Беллами с приглашением на танцы! Было от чего торопиться и выезжать пораньше.