Новый вагон и новые впечатления. Нам объявляют:

– Вагон-бар…

Обставленный, как сказал бы Набоков, с привкусом пряного мотовства, – как стопочка густого вишнёвого ликёра, как стодолларовая купюра, оставленная на чай при счёте на тысячу рублей – так официант открывает папку для расчёта, смотрит непонимающе, с трепещущей радостью, а я, благосклонно киваю, круто разворачиваюсь, одновременно накидывая пальто непременно на одно плечо, и выхожу в ночь…

Президент механически берёт тарталетку с чёрной икрой и бураттой, закидывает в рот. В центре стола громоздится большой чёрный фонтан, нежно выталкивая пенистое розоватое вино в пологую чашу с лепестками. Обожаю секс с привкусом готических сказок. Рядом с едой вперемешку стоят продолговатые сосуды, доверху наполненные моим любимым составом, складывается впечатление, что закончиться он, априори, не может. Каждый из гостей имеет при себе набор из позолоченной соломинки, ложечки и пластиковой карты. Люди подходят парами или поодиночке, техничными движениями чертят, вдыхают, втирают. Один молодой парень, потягивающий из трубочки что-то отдаленно напоминающее тягучий апельсиновый ликер, неожиданно смачивает палец слюной и погружает его в емкость. Затем, не говоря ни слова, заставляет свою спутницу прогнуться и обильно смазывает её между ног.

Глаза Президента округляются, он запрокидывает голову и закрывает их – я не могу понять, размышляет он или получает удовольствие.

Недалеко от нас стоят две красотки в абсолютно одинаковых жёлтых платьях, их щёки лопаются от молодости. Одна из них взмахивает светлыми волосами и подходит к Президенту, говорит вкрадчиво:

– Вы часто бываете здесь?

Он не сразу понимает, что обращаются к нему, и в недоумении открывает глаза:

– Я… нет.

Она смеется:

– Я вижу. Это моя сестра.

Она указывает на свою близняшку, и та резво машет ему рукой, – её жёлтое платье сползло наполовину и оголило всю верхнюю часть.

– Прошу меня извинить, – Президент делает несколько шагов назад и поворачивается ко мне.

– Пойдём дальше? – спрашиваю я.

Но Президент не уверен.

Я с удовольствием отмечаю, что он разворачивается и выходит из вагона. Я за ним – и уже не Москва проносится за окнами, а французские деревушки. Президент возвращается обратно в третий вагон, решительно подходит к группе людей, где соблазнительная женщина с бокалом в руках всё ещё находится в центре всеобщего обожания.

Президент подходит, и голые мужчины с раздражением смотрят на него.

– У вас не найдётся сигары? – обращается он к курящему.

– Нет, я курю джоинт, – бросает тот. – Сигары есть в восточной комнате.

– Я забыл, где она, – Президент устремляет прямой взгляд на женщину. Она перестаёт улыбаться и внимательно смотрит в ответ.

Меня в очередной раз восхитило собственное умение сканировать психологическую сущность других людей. Я редко себя хвалю, обычно сдерживаюсь, но здесь просто песня какая-то. Понимаете, есть в этом что-то невероятное… люди, в частности, Президент, думают, что их идентичность всегда под контролем, но я-то знаю, как они меняются, попадая в мой поезд; распутник становится просто путником, девственник – чувственником, лейтенант – доминантом.

Я учёл, что Президент будет находиться в ситуативном контексте, сильно или заметно искажающем его обычное поведение, станет более чувственным и готовым к тактильному сближению. Выбирал среди женщин от тридцати восьми до сорока двух и такую, чтобы обязательно лицо было породистое, немного хищное, вот так и нашёл прекрасную бабу Соню. Сердце коллекционера бьётся быстрее, а глаз горит ярче, когда он видит образец, достойный своей коллекции. Эта женщина словно была рождена для съёмки в рекламе кофе или чего-то такого же эстетичного, обязательно с мерцающими свечами, чашкой горячего напитка или, быть может, тонкой струйкой табачного дыма в полумраке. К декорациям я подошёл как умелый художник-постановщик: разместил Соню в отдалении и окружил мужчинами, в расчёте на то, что Президент обязательно обратит внимание на что-то востребованное, но не выставленное напоказ.