Слуги вытянулись в струнку. Правый передал факел коллеге, развернулся к освещенному дворцу, сложил руки ковшом у рта и провозгласил помпезно: «Его милость сеньор Асседо, дюк Кейзегал!».

– О, господи, только не это, – прошептал Йерве.

Зита бросила встревоженный взгляд на Фриденсрайха, вытянувшего ноги на коробе с едой.

– Я не одета для бала! – вскричала Джоконда, отряхивая пыльные юбки, и с судорожным отчаянием принялась закалывать волосы шпильками, извлеченными из глубин корсажа.

Еще один лакей у фасада подхватил клич, подбросил лучникам на крыше. Затрубил глашатай у колесницы с Посейдоном в закрученную валторну – три длинных сигнала и один короткий.

Через мгновение из дворца полилась мелодия, воспроизведенная десятками скрипок, альтов, виол и виолончелей. Музыка вырвалась из портика в аллею, проникла в повозку.

Каждому, кто хоть раз бродил по дорогам Асседо, плавал у его берегов или летал над крышами, знакома эта песнь песней. В полночь и в полдень отбивают ее механические часы на высокой колокольне, что над собором Святого Андрея Первозванного в стольном граде Нойе-Асседо.

– Вот как, значит, следует привечать владыку. Какая досада, что я так плохо приготовился и даже не подумал об оркестре.

Фриденсрайх мечтательно улыбнулся, задвигал невольно пальцами, будто перед ним был клавикорд, и замурлыкал знакомые всем слова старинной баллады:

«Родная земля, где мой друг молодой лежал, обжигаемый боем. Недаром венок ему свит золотой…»

«Есть воздух, который я в детстве вдохнул, и вдоволь не мог надышаться», подхватил Йерве.

«А жизнь остаётся прекрасной всегда. Хоть старишься ты или молод. Но с каждой весною так тянет меня…»

Гимн Асседо.

– Герр дюк, ваша милость, сир! – громко перебил Зиту тучный старик в черном завитом парике до плеч, вразвалку приближавшийся к повозке с эскортом из напомаженной жены, двух непривлекательных дочерей, одного низкорослого сына и еще двух лакеев. – Ах, какая честь! Ах, какая гордость для этой скромной обители! Ах, какая радость!

Старик склонился в земном поклоне, женщины – в реверансах, лакеи поддержали стремя Нибелунги, помогая ей спешиться. Низкорослый купеческий сын поцеловал ей руку.

– Большая радость, – буркнул дюк, спрыгивая с коня. – Выпрямите спину, герр Шульц, вы уже не мальчик.

– Смею ли я полагать, что я заслужил ваше прощение, сир? – спросил старик.

– Смейте, если вам так угодно, – бросил дюк, подтягивая перчатки и поправляя баску пурпуэна.

– Самые почетные места ждут вас за столом, – расплылся в улыбке старик, похожий на большого жирного кота, – Все танцы, которые вы закажете, все яства, которых только ни пожелает ваша душа, все женщины, на которых упадет ваш взгляд, – все в вашем распоряжении.

– Не нужны нам женщины и танцы, нам своих по горло хватает. Горячие ванны, удобные постели, свободные комнаты. Ужин для слуг, постой для лошадей. Вот и все, что нужно шестерым вашим незваным гостям.

– Такие почетные гости в нашем захолустье званы и желанны всегда. Но какими судьбами занесло вас нынче в Арепо, сир? Неужели правда, что маркграф Фриденсрайх фон Таузендвассер…

– Правда, – перебил дюк.

– В таком случае, сир, не откажите мне в милости воздать маркграфу все возможные почести в честь вашего перемирия! Ах, сам Рок надоумил меня дать бал именно сегодня – вся знать Асседо и окрестностей собралась нынче у нас. И мы прямо сейчас и отпразднуем это великое событие!

Купец Шульц хлопнул в ладоши и, не дожидаясь ответа, отворил дверцу повозки.

– Ваше высокоблагородие! – Джоконда подала ему руку.

– Мадам де Шатоди, какой приятный сюрприз! – воскликнул Шульц. – Ах, и вы к нам! И ты, Йерве!