Бар "Casa da Música" располагался в старом двухэтажном здании с деревянными окнами и выцветшей вывеской.

Мария толкнула дверь.

Внутри было приглушённо, уютно, пахло алкоголем и старым деревом. На стенах висели чёрно-белые фотографии – музыканты, танцоры, группы людей, снятые в моменты радости.

Мария прошлась взглядом по снимкам.

Она искала его лицо.

И через несколько секунд нашла.

Чёрно-белая фотография.

Группа молодых людей. Гитары, барабаны, смех.

Маркус сидел в центре, вечно смеющийся, светлый, с растрёпанными волосами и глазами, полными жизни.

На спинке фото кто-то когда-то оставил надпись:

"1968. Наши лучшие времена."

Мария дрожащими пальцами коснулась бумаги.

Её сердце замерло.

– Você gosta dessa foto? (Вам нравится это фото?)

Женский голос заставил её вздрогнуть.

Мария резко обернулась.

Перед ней стояла хозяйка заведения – женщина лет семидесяти, с густыми тёмными волосами, собранными в пучок, и глазами, в которых скрывалось слишком много истории.

Мария сглотнула.

– Quem é ele? (Кто он?)

Женщина посмотрела на фотографию, а потом снова на неё.

И вдруг застыла.

В её глазах мелькнуло узнавание.

Она шагнула ближе.

– Deus do céu… (Господи…)

Мария заметила, как её рука дрогнула.

– Por que você está perguntando sobre ele? (Почему вы спрашиваете о нём?)

Мария сделала глубокий вдох.

– Porque eu acho que fui ele. (Потому что я думаю, что была им.)

Женщина покачнулась, как от удара.

А затем прошептала.

– Se isso for verdade… então você corre perigo. (Если это правда… тогда ты в опасности.)

Мария уже слышала эти слова сегодня.

Она ещё не знала, что они означают, но одно стало ясным:

Опасность была настоящей.

И правда, которую она пыталась раскрыть, до сих пор не принадлежала прошлому.

Она принадлежала настоящему.

Мария не сразу поняла, что произошло.

Женщина перед ней выглядела так, словно увидела призрака. Её тёмные глаза широко распахнулись, в них мелькнуло что-то среднее между страхом, шоком и – что самое странное – узнаваемостью.

Воздух в баре словно стал гуще, плотнее.

Где-то в дальнем углу играла старая пластинка – медленный, тягучий ритм самбы, смешанный с лёгким потрескиванием иглы. Бармен за стойкой неторопливо протирал стакан, несколько посетителей вели ленивые беседы, но вокруг Марии и этой женщины словно образовался свой собственный мир, отдельный от всего остального.

– O que você disse? (Что ты сказала?) – наконец прошептала женщина, продолжая вглядываться в лицо Марии так, будто не верила своим глазам.

Мария сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь в пальцах.

– Eu acho que fui Marcus. (Я думаю, что была Маркусом.)

Тишина между ними стала почти осязаемой.

Женщина с силой выдохнула, как будто только что осознала, что всё это время сдерживала дыхание. Она медленно разжала пальцы, которые до этого незаметно вцепились в деревянную стойку, и вытерла ладони о подол платья.

– Você deve sair daqui. (Ты должна уйти отсюда.)

Мария вздрогнула.

– Por quê? (Почему?)

Женщина нервно огляделась по сторонам, словно проверяя, не слушает ли их кто-то. Затем она сделала шаг ближе, понизив голос до почти неслышного шёпота:

– Porque ele foi morto. E há pessoas que não querem que essa história volte à tona. (Потому что его убили. И есть люди, которые не хотят, чтобы эта история снова всплыла.)

Мария ощутила, как у неё похолодели руки.

"Эти слова… опять… Опасность. Убийство. Люди, которым нельзя знать."

Она глубоко вдохнула, заставляя себя сохранять спокойствие.

– O senhor da rua também me disse isso. (Тот старик на улице тоже сказал мне это.)

Женщина резко вскинула голову.