В следующую секунду пассажир с гадким выражением лица щелкает пальцем по своему подбородку, указывая на выпивку. Незамедлительно моя твердая ладонь совсем не ласково огревает щетинистую щеку. Я даже не сразу замечаю покалывания в руке.

– Прости, парень. Зато я не нагрубила, ведь так? – бросаю, улыбаясь.

А теперь мне и правда весело. Только вот в груди сильно стучит – и это наверняка слышит весь эконом-класс, пока я гордо вышагиваю навстречу неизвестности. Ну почему Лайина не отправилась на сигнал вызова бортпроводника, почему я?

Надо было еще и подушку запихнуть ему в рот. Возможно, рукоприкладство и было лишним, но я пока до конца не осознаю масштаб беды.

Лайина уже давно истерично машет мне руками, чтобы я скорее шла на кухню. Очаровательная улыбка исчезает с лица коллеги. Она, конечно, видела сцену с пощечиной:

– Что же ты наделала?

Легкий ноябрьский снег ложится на щеки и руки. Маленькие крупинки мгновенно тают на оголенной коже, оставляя мокрые следы. Уже пятнадцать минут я нахожусь прямо под брюхом самолета и начинаю мерзнуть. Мы в Новосибирске, о чем оповещают светящиеся буквы на здании международного аэропорта. Окна на фасаде горят не менее ярко, приветствуя самолеты этим вечером.

Погрузчик с неохотой ставит на ленту чемоданы. Неторопливость парня напоминает ленивца в светоотражающем жилете. И только подъехавший автомобиль с откидным бортом разбавляет угнетающее томление. К погрузчику присоединяется его напарник, теперь дело идет быстрее. Две пары сильных рук, спрятанных в перчатки, ловко отправляют каждый чемодан в отсек «боинга».

Из-за непрерывного гула двигателей самолета перестаю слышать щелканье счетчика в руке. Кажется, снова сбилась. Какая там сумка отправилась в багажник, тридцать пятая или уже тридцать шестая? «Верните обратно замедленный режим».

Помимо механического счетчика, прижимаю к себе стопку накладных, которая в одно мгновенье падает на снег. Кажется, в моих силах удержать разве что бутылку вина и сыр в супермаркете.

Смиренно вздыхаю, подняв голову не в небо, а на брюхо самолета. Стоять под «крышей» «боинга» намного комфортнее, чем через полчаса превратиться в снежную бабу.

– Вы бы шли наверх, здесь холодно, – громко говорит погрузчик, и я дергаюсь от его голоса. Стянув наушники, парень принимается собирать разлетевшиеся документы, смахивая с них зимний пушистый хлопок.

– Ты же мне скажешь, сколько мест багажа вы загрузили?

– Ты не самый хороший счетовод, да? – Парень достает из внутреннего кармана сложенную вдвое бумагу, разворачивает ее и сияет почти белоснежной улыбкой. – Новенькая?

Неужели я совсем безнадежна?

– Первый день работаю, все из рук валится, – восклицаю недовольным тоном.

Двигатели самолета рычат еще сильнее в ответ на мою ложь.

– Тогда я сейчас все объясню, – начинает парень. – Мы загрузили всего шестьдесят чемоданов, но надо подождать еще одну машину. Чуть позже подъедут почтовые отправления, а может, еще и коммерческий груз. Не забудьте взять отдельные накладные…

Мой собеседник светится, как летнее солнце, а речь его сливается с угрожающими звуками «боинга». Кажется, он доволен, что инструктирует меня. И как можно быть таким безмятежным в ноябре?

– Отлично, пишу шестьдесят, – достаю ручку и рисую круглое число на накладной.

Парень громко смеется:

– А ты не промах.

Ветер усиливается, я тороплюсь к трапу, крепко держа документы. Мой светоотражающий жилет разлетается в разные стороны, так как я плохо сцепила велкро2. Хватаюсь за перила трапа, который сильно раскачивается порывистым ветром. Нырнув в теплый самолет, снимаю с себя верхнюю одежду и переобуваюсь в туфли. Подправляю прическу и ощущаю впившиеся в кожу шесть шпилек. Как же они плотно держат пучок, будто это их последний шанс.