Этот парень морочит мне голову нравоучениями. Но он не первый и не последний. Я вынуждена постоянно слушать отца-летчика и его советы о том, как надо правильно поступать. Может быть, поэтому у меня золотая медаль после окончания школы и красный диплом университета. Счастья я все же не ощущаю даже со всеми наградами в музыкальных конкурсах. Зачем же сейчас мне выслушивать какого-то пассажира? Я не намерена отвечать за случаи, которые якобы могли произойти, но не произошли.

– Я вам скажу так, – начинаю медленно, чтобы захватить все внимание, приходится даже слегка нагнуться к собеседнику. – Молодому человеку тогда полагается сидеть дома, если у него проблемы со здоровьем.

Мои устойчивые каблуки разворачиваются, и я направляюсь в сторону передней кухни. Не собираюсь продолжать этот идиотский разговор, и пусть сам командир воздушного судна выходит в салон разбираться с пассажиром. Ведь это он, мой отец, наказал меня за угнанный «эмбраер» и заставил здесь работать. Петр Семенович таким образом обязал свою дочь выплачивать ему долг.

Дойдя до середины салона первого класса, неожиданно понимаю, что сегодня работаю в хвостовой части самолета. Недовольно цокнув, уверенной походкой иду назад. Только бы этот сумасшедший не перехватил меня снова. На пути появляется какая-то пассажирка и пытается что-то спросить.

«Извини, но у меня есть дела поважнее. Сегодня не твой день», – выставляю перед ней руку и прохожу мимо.

– Теперь я уверен, что самолетный кислород вызывает топографические промахи.

Ощущаю, как кровь разносит тепло к рукам и ногам. Мне уже совсем не холодно.

– Пожалуй, наш диалог исчерпал себя.

– По-моему, мы не договорили.

Что еще ему нужно?

– Через несколько минут мы будем раздавать еду и напитки, просьба оставаться на месте, – тараторю я, как робот.

– Кри-сти-на, – с явным удивлением пассажир читает мой именной бейдж и даже садится ровнее.

– Чем могу помочь?

В авиационной школе «КиЛайн» нас учили, что нельзя грубить пассажирам, ведь это вредит репутации компании.

Отец заставил меня пройти обучение по подготовке к лётной работе. И я до последнего утешала себя мыслью, что все это временно, что скоро он забудет дурацкую историю с угнанным «эмбраером» и оставит свою дочь в покое. Но кажется, командир воздушного судна планирует держать меня здесь долго.

– А где же розовые волосы, Кристина? – Пассажир выдает прищур и нахальную полуулыбку.

– Сейчас в моде такой оттенок, – показываю на свою аккуратную прическу.

Мне пришлось вернуть волосам светлый тон. Неестественные оттенки волос в авиакомпании недопустимы.

– Хорошо, – ухмыляется он.

Только сейчас замечаю, какой у этого пассажира противный хриплый голос.

– Я вот что скажу, – начинает он медленно. – Я – клиент, который всегда прав. А вы слишком грубы для такой работы. Кто вас сюда допустил?

Посильнее вдавливаю пальцы в мягкий текстиль кресла, за которое хватаюсь, как за последнюю соломинку терпения. В нервном напряжении хочется ответить, как я считаю нужным, а не как полагается по этикету «КиЛайн». Чтоб провалились все эти правила!

Однако нахожу силы произнести что-то нейтральное:

– Можете написать о вашем негодовании на фирменном бланке «КиЛайн». Мы вам ответим на указанный адрес.

– Что мне с этого бланка? Напишу, если после этого вас уволят.

Молчу. Гель-лак вот-вот порвет текстиль. Двигатели самолета дико рычат, озвучивая мое настроение. «Ну давай, вали меня, татуированный болван».

– Я так понимаю, ответа не будет. А что ты скажешь? Ведь нечего. Ты же героиня веселых историй, а это все, – обводит он пальцем салон самолета. – Это все не твоя стихия. Слишком скучно, да?