– Ты так громко это сказал, что мы теперь точно не сомневаемся в его способностях, – язвлю я, прочистив горло. Шариковая ручка в моих пальцах вздрагивает невидимым тремоло.

За нашей шторкой завывает пылесос, уборщицы готовят салон к приходу пассажиров.

– Я знаю, что уходите вы не по своему желанию. Мы очень-очень не хотели бы вас отпускать! – Голос Лизы звучит громко из-за шумной уборки. Она еще и заморгала прокрашенными ресницами.

Ну и спектакль!

Зная деловую Лизу, так позорно наблюдать ее прислуживание. Очень многие бортпроводники стараются угодить моему отцу, ведь он здесь главный.

– Южная Америка… – отрываюсь я от письма, вздыхая. – Всегда опасаюсь таких стран, где торгуют кокаином. Правильно, что сбегаешь, – выдавливаю тупую улыбку.

Брови отца ползут вверх. Конечно же, мой комментарий предназначался ему.

– Тебя что-то не устраивает, Кристина? – спрашивает он спокойно, будто я только что не подтрунивала над ним прилюдно.

– Ты действительно хочешь знать, чем я недовольна? – Даже удивительно, ведь отец никогда не интересуется моими делами.

Он кивает в своей обычной манере.

Пылесос затих в первом классе, и мы можем говорить уже не так громко.

– Хорошо, погнали, – выпрямляюсь, предвкушая интересную беседу. – Я ненавижу твои самолеты и эту компанию, потому что ты заставил меня здесь работать. В твоих салонах застоявшийся запах химии, который тянется прямо из «биотуалета», – на этой фразе мой голос звучит с грубым сарказмом. – На несвежем ковролине можно разглядеть следы былой блевотины. Тупоголовые родители очень любят своих детишек и поэтому позволяют чадам делать свои дела, не отходя от кресел. А пассажиры настолько отвратительные люди, что один из них сегодня читал мне лекции по оказанию первой медицинской помощи. И хоть бы сказал что-то полезное, но он то и дело насмехался. А эти стюардессы, откуда ты их берешь?

– Я не понял, что ты имеешь в виду? – Отец сжимает губы, дотрагиваясь до них пальцами. – Подбором персонала занимаются специальные отделы, как и организацией чистоты в самолете…

– Они шепчутся за моей спиной.

– Кто, уборщицы?

Усмешка Лизы не укрывается от моего внимания.

– Я говорю о бортпроводниках!

– Может, потому что есть причины? К примеру, скандальные новости. Вчера на тебя поступила жалоба.

– Ты оскорбила свою коллегу, – комментирует Лиза.

Я четко вижу, как на ее лбу собираются складки.

– Вы говорите о той, что губы себе надула? С таким количеством взлетов и посадок ее филлер скоро начнет двигаться.

Лиза быстро задергивает распахнувшуюся тяжелую штору, будто теперь нас гарантированно не будет слышно.

– Я просто устала!

– Ты устала от задач, которые выполняет каждый человек в этой компании? А от вечеринок с такими же друзьями-неудачниками ты не устаешь.

Из-за громкого голоса у меня дергаются плечи. Я вызываю у отца либо негативные эмоции, либо ничего. Это «ничего» выражается лишь киваниями в мою сторону.

– Ты даже «эмбраер» не смогла угнать, бестолочь. А теперь у СМИ открылось второе дыхание – и вот мы постоянно в сети, куда ни глянь. Ты позоришь основателя «КиЛайн», который решает вопросы посерьезнее твоих вечеринок, – указательным пальцем отец тычет мне в ключицу, оставляя в этом месте свой гневный след.

Его грудная клетка интенсивно опускается и снова поднимается. Находящаяся в кухне Лиза не может найти себе место в суете.

– Ты часто летаешь к ней? – осмеливаюсь задать вопрос. Я не должна тонуть в болоте в одиночку.

Он молчит и вряд ли станет продолжать дискуссию, когда нас слышит почти весь самолет. Разговор отклоняется от курса, и я вдруг осознаю, что решить проблемы нашей семьи куда сложнее, нежели уладить ту ситуацию, когда я ударила пассажира на прямом рейсе