– Ты уверен? – спросил я.

– Да. Если кто-то спросит, – Рикки усмехнулся без радости, – скажу, что это новая модель – «инженерная классика».

Федя хлопнул в ладоши:

– Тогда и мы с Костей в инженерной классике пойдём. У нас есть одинаковые рубашки… с кнопками. Это почти как официально. Почти.

– У тебя одна, а у меня – дырка от кнопки, – уточнил Костя.

– Не мешай рождению стиля, – отрезал Федя.

Мы рассмеялись – не громко, не всерьёз, но так, как будто хоть на секунду стало легче. Как будто всё это – письмо, встреча, корпорации – отступило.

Зефир выкатился из-под койки, осторожно подошёл и сел рядом с Рикки. Мигнул индикатором. Потом ещё раз. Будто поддерживал. Или, может, просто слушал.

– Знаешь, – тихо сказал Рикки, – странное чувство.

Когда у тебя ничего не меняется, ты не думаешь, что это плохо. Пока не попадаешь туда, где всё – как будто другое.

Я кивнул. Понял. Потому что сам чувствовал – почти так же.

Мы сидели вчетвером. На койках, в комнате, где воздух пах антисептиком и прогретым пластиком.

И всё равно – чувствовалось, что что-то вокруг стало другим.

Не страшным.

Но… большим.

Утро было тихим. Не таким, как в первый день после больницы – там всё скрипело, капало и пахло лекарствами. Сейчас пахло хлебом. Кто-то принёс завтрак рано. Я даже не заметил, как.

Федя сидел, согнувшись над своим блокнотом, и что-то выводил – наверное, финальную версию ПА-М2. Костя безуспешно пытался затянуть на коробке резинку так, чтобы ничего не вываливалось. Она всё равно хлопала крышкой. Зефир лежал у стены, вытянув лапы. Он не спал. Просто был рядом, как всегда.

Я держал планшет, не включая. Просто держал, как будто от этого становилось легче. И тогда – он пикнул.

Тихо. Один раз.

На экране появилось короткое сообщение.

Я прочитал его глазами, а потом вслух:

– «Алекс, доброе утро. Это Элмар Рион. Я подъезжаю. Буду у вас через десять минут. Всё в силе. Готовьтесь спокойно.»

Федя сразу поднял голову.

– Десять минут? Это же вообще… ничего! Я ещё носки не выбрал!

– У тебя всего два, – сказал Костя. – Один с дыркой, другой с пятном.

– Вот именно. Выбрать же надо.

Я не смеялся, но улыбнулся. Тихо. Без усилия.

Зефир поднялся. Просто встал и подошёл ко мне. Осторожно сел рядом. Спина прямая, взгляд вперёд.

Он ничего не делал.

Но я почувствовал: он готов.

Я посмотрел на Федю, на Костю.

На Зефира.

– Ну что, – сказал я. – Значит, почти пора.

Мы не успели закончить спор о носках, как дверь в палату открылась. Не резко, не громко. Просто – как будто время само решило, что момент пришёл.

Вошёл директор Элмар Рион.

Он был в тёмно-синем плаще, без значков, без торжественного вида. Но всё в нём было аккуратным: движения, взгляд, осанка. Даже тишина вошла вместе с ним, будто ей было удобно идти рядом.

– Доброе утро, – сказал он. Голос – ровный, чуть ниже, чем я запомнил. Такой, от которого становится спокойнее, даже если тревожно.

– Здравствуйте, – ответили мы почти хором. Только Костя почему-то сказал это в два раза громче.

Элмар оглядел нас быстро, но внимательно. Не так, как смотрят на учеников. А как взрослый смотрит на тех, кто уже немного повзрослел без предупреждения.

– Алекс, ты выглядишь лучше, – он кивнул мне.

– Федя, Костя – рад видеть, что вы держитесь вместе.

– Зефир, – чуть улыбнулся. – Рад снова тебя видеть тоже.

Зефир просто стоял у стены. Не шевелился. Но Элмар говорил ему так, как будто он понимал. Может, и понимал.

Он сделал шаг вперёд, но не приблизился слишком.

– Я здесь не чтобы проверять, – сказал он. – И не чтобы говорить, что вы должны.