И была так безмолвна под каждым упавшим взглядом,

Что её неизменно путали с листопадом

Или с тенью от взмаха воронова крыла.

Говорят, что она улыбалась, склонив лицо

Над клиновым листом и как будто его читала,

А присмотришься – разлетится тревожной стаей,

Расщебечется и забудется, словно сон.

Те, кто видели, говорят, что была она

Так прозрачна, что цвета платья не разглядели.

Будто в парке остановилась и стала деревом,

Но каким из деревьев, никто не сумел узнать.

Были те, кто пытался коснутся её рукой,

Но ладонь ощутила лишь след от пера, листа ли.

Говорят, что вчера по городу шла святая.

Но была ли святая? И город ли – был такой?

Вертись, вертись, моё веретено,

То здесь, то в измерении ином,

Я в полотно вплетаю пряжу эту

И волоски серебряного света

Луны сегодня добавляю в ночь.

Нить голубая тянется к рукам,

Под небом разливается река,

И камни под водой покрыты илом.

Веретено даёт такую силу,

Что пряжа сохраняется века.

Моё веретено, вертись, вертись,

На этом месте город и мосты

Сегодня мы по полотну расставим.

Большой собор и колокол с крестами,

И серый камень площадей пустых.

Лети сквозь пальцы, небо и вода,

Как листья по сентябрьским садам,

Как души по пустому коридору.

Я всё перебираю нити: до, ре,

В пределах безупречнейшей из гамм,

Но нам пора переходить предел.

Как ночь переключается на день.

Беру веретено, но раню палец.

Ах, пожелайте, чтоб спокойно спала

Я среди мною сотканых чудес.

Хочется лежать в траве помятой

Не укрывшись ни сукном, ни тенью,

Осени желтеющую мякоть

Впитывать от пальцев ног до темени,

Чувствовать, как ветер апельсиновый

Льётся по плечам тепло и нежно –

Подними как лист и унеси меня!

Унеси в поля, а может в небо,

Далеко за лес, за перешеек,

За сентябрь, за земное время,

За моё дыхание, за шелест,

Тишину и за… стихотворение.

Я сегодня иду на берег реки молчать,

Слушать голос воды за границей земного слуха.

Камышовый шелест стелется по плечам,

Под деревьями отдыхают речные духи.

Я сажусь у самого края вод,

Опускаю в поток протянутые ладони.

Пусть тоска белой пеной вдоль берега поплывёт,

На волнах разобьется и в тёмной воде утонет.

Из нее будет соткана простынь Его женой

(Он всегда устаёт и ложится на долгую зиму).

Отшепчи перед сном мои горести, Водяной,

Отшепчи мои горести и передай мне силу –

В синем небе утки клином летят на юг,

Под землёй заползают в глубокие норы змеи,

По речной воде рыбы в водорослях снуют.

Я живу на земле и прятаться не умею.

Прилетит белой птицей, стукнется о стекло,

Растворится туманом, проникнет с дыханьем в тело.

И в реке души станет солнечно и светло.

И сквозь сон Водяной улыбнётся в своей постели.

У маленькой девочки, жившей на небесах,

Был солнечный зайчик и солнечная лиса,

Медведь и журавлик из облачного сукна.

И мама ждала её вечером у окна.

А девочка бегала в синей дали небес

И в ноги босые её упирался лес,

И ветер играл с ней в прятки и вёл домой,

А потом под окном выл собакой сторожевой.

И щёткой ведя по огненным волосам,

Ей мама шептала про тайны и чудеса,

Про то, что однажды все падают в синеву

И где-то под небом, под небом потом живут.

А девочка утром садилась на край небес,

И мир на ладони её умещался весь –

Медведь, и журавлик, и мамин портрет в часах,

И солнечный зайчик. И солнечная лиса.

Когти птицы острые, как крючки,

А глаза пронизывают насквозь.

У тебя, должно быть, полно причин

Не воспринимать мой намёк всерьёз,

Но когда коснешься моей руки,

Оцарапав пальцы об острый край –

Прижимайся, словно ко дну реки,

К моим перьям. И медленно умирай.

Задыхайся. Бейся, как рыба, в сеть

Угодившая старого рыбака.