Войны пронзительное эхо Елена Широкова
В издание включены рассказы из сборников автора:
«Дети войны», «Искры памяти», «Клюковка».
Многострадальному народу и защитнику
земли Русской, его преемникам и потомкам
посвящается
Плен.
Когда последний станок стал на платформу, Анна взглянула на часы. Она отвечала за отправку в тыл оборудования завода «Красный треугольник», филиал которого был расположен в пригородной зоне Ленинграда.
– Не опаздывайте! – обратилась она к рабочим. – Поезд отойдет с Северного вокзала ровно в пять.
Анна почти бежала по тропинке, петляющей вдоль полотна железной дороги. До Лиговки, где находились дом свекрови и двое ее детей, минут сорок быстрой ходки. Машину обещали подать в три часа дня.
«Все ли готово в дорогу? Накормлены ли дети?» – терзали ее тревожные мысли. Особенно Анну беспокоила свекровь, наотрез отказавшаяся покидать город, к которому вплотную подошли немцы.
– Не могу я бросить дом, корову, огород. Да и что сделают мне, пожилому человеку, немцы? – твердила она. – Нет, я никуда не поеду. Мое место здесь.
И как Анна не объясняла свекрови всю безрассудность ее решения, та была непреклонна.
Дома беспорядок. Везде разложены вещи; на выходе два чемодана с теплым детским бельем, сумки с продуктами. На столе горка блинов, которая быстро таяла с тарелок трех черноглазых мальчишек.
– А где Лена?
– Она с бабушкой. Доят корову.
Анна кинулась во двор и буквально вытащила из сарая белокурую девочку с пухлыми и румяными щечками.
– Лена, быстро в дом! В дорогу надо поесть. Скоро подъедет машина.
– Не буду есть. Молока хочу, – лепетала девочка. – Видишь, какая у меня клужка? – Дочь не выговаривала «р».
Лене— третий год. Вскормленная молоком и сливками от Марты и любовью бабушки к единственной в большой семье внучке, она отличалась от старших братьев завидной подвижностью, самостоятельностью и веселым характером.
Мать потянула девочку в дом, но на крыльце та заартачилась:
– Пу-сти-и-и, буду ждать бабушку здесь.
Анна метнулась в дом, оставив дверь открытой. Она перебирала детские вещи, оценивая их необходимость в долгом пути, отрывисто переговариваясь с худой темно-русой женщиной— сестрой мужа…
Мальчики-погодки, сидевшие за большим столом, перестали жевать и сосредоточенно наблюдали за взрослыми.
– Ты бы сама поела в дорогу, пока мать подоит корову, – напомнила золовка – тоже Анна, которую, в отличие от первой, в семье звали Нюрой.
—Правда, все блины дети съели, но в кастрюльке осталось тесто. Анна подошла к плите и залила на сковородку порцию теста. Поворачивая очередной румяный блин, она услышала во дворе шум подъехавшей машины.
– Кажется, мы не успеем напоить детей молоком. Нюра, беги за матерью!
Но бежать не пришлось. В проеме открытой двери стоял немецкий офицер, быстро и цепко оглядывающий комнату и всех, кто в ней находился. При виде румяных блинов его ноздри затрепетали. Он заулыбался:
– О-о-о! Русский блин. Это зерр вкусно!
Немец подошел к плите, взял с тарелки большой блин и запихнул его в рот. Прожевывая, он продолжал осматриваться. Улыбчивый взгляд неожиданно задержался на руке молодой женщины, а точнее – на широком золотом браслете, поддерживающем маленькие часики – правительственную награду Анны.
Немец заинтересованно посмотрел на украшение, а потом знаками показал, что часы надо снять.
Анна вспыхнула от негодования, медленно расстегнула браслет и, пока немец пребывал в приятном ожидании, с силой ударила лопаточкой по циферблату. Часы подпрыгнули и упали на пол.
Немец отреагировал мгновенно. Тяжелый кулак опустился на лицо Анны, да с такой силой, что та отлетела к стенке. Воитель нагнулся, подобрал часы и, не глядя, сунул их в карман френча. Лицо немца было гневно-мстительным, а рука медленно тянулась
к оружию. Глядя в глаза своей жертвы, офицер не спеша расстегивал кобуру.
Анна поняла всю бессмысленность своего поступка. Но испугаться не успела: во дворе послышались громкие крики и возня. Немец быстро развернулся и кинулся во двор…
В распахнутую дверь ворвались звуки новой трагедии. На тропинке к дому сцепились два человека: бабушка Анастасия с полным ведром молока и немецкий солдат, желающий испить «млеко» и пытающийся двумя руками вырвать ведро.
Еще один немец с автоматом стоял у машины. С цепи рвался крупный пес. На крыльце, с расширенными от ужаса глазами и большой кружкой, застыла маленькая девочка в розовом платьице.
В поединке воина и пожилой женщины преимущество было явно на стороне бабушки. Крупная и сильная, она одной рукой удерживала ведро, а другой «навешивала» фрицу пощечины, при этом храбро и сочно выговаривала слова, которые раньше никто от нее не слышал!
Выбежавший из дома офицер дважды выстрелил в бабушку. Она повернула голову в сторону убийцы, выпрямилась и, не выпуская из рук ведра, рухнула на дорожку. Река белой, душистой жидкости вытекала из подойника и пятном расползалась вокруг…
На крыльце громко плакала Лена. Сильный Рекс вот-вот был готов разорвать цепь…
Каратель повернулся к собаке и снова произвел два выстрела. Рекс жалобно заскулил и беспомощно завалился набок.
Офицер что-то прокричал подчиненным и быстро пошел к крытой машине. Стоящий около нее солдат побежал к дому, и вместе с немцем, успевшим повоевать с бабушкой, они выгнали из дома Анну, Нюру, четырех маленьких детей и запихнули их в машину.
В машине темно и душно от прижавшихся друг к другу человеческих тел, но ехали недолго. Машина остановилась, и людям приказали быстро выходить.
Анна узнала окраину Красного села. Народу во дворе было много, но машины, набитые людьми, все подъезжали и подъезжали.
В общей тишине резко звучала немецкая речь:«Шнель, шнель», сопровождаемая движением приклада.
Солдаты спешили: одни встречали машины и выталкивали из них людей, другие быстро пересчитывали пленных и сбивали их в колонны, третьи выводили колонны со двора.
Не прошло и десяти минут, как семья Анны переместилась с одного края обширной территории на другой.
Когда с Северного вокзала Ленинграда должен был отойти литерный поезд на Урал, из Красного села в западном направлении немецкий конвой выводил колонну мирного населения, среди которых были Анна, Нюра и их малолетние дети.
Хочу домой!
Пленных вели вдоль дороги. С одной стороны, колонну прижимали автоматчики, с другой – широкий наезженный тракт, по которому в сторону Ленинграда непрерывно двигалась тяжелая военная техника: танки, пушки, машины с солдатами. Все серо-зеленое, пыльное, сосредоточенно-молчаливое, мрачное, гнетущее.
В небе, на небольшой высоте, стаями, с натужным воем летели тяжелые стальные птицы. Устрашающую картину дополняли взрывы, всполохи огня и темного, низко стелющегося дыма.
Анна крепко держит за руки сына и дочь. Пленные идут медленно, но дети все равно не успевают за шагом взрослых. Они отстают и матери, буквально приходится их тащить оттянутыми назад руками.
За спиной у Анны чемодан, на груди – сумка. Поклажа связана узким пояском, который натер плечи до крови. От тяжести, усталости и боли женщина согнулась почти пополам.
Маленькая Лена с распухшими от слез глазами угрюмо молчит. Она сосредоточенно смотрит вниз на примятые тысячами ног редкие клочки травки, бугорки, ямки, трещинки. Ставить ножку ровно у нее не получается. Туфельки то и дело проскальзывают, ножки подворачиваются и от непомерного напряжения гудят и не слушаются.
– Ма-ма, ско-ло мы пли-дем? – капризничает Лена. – Я очень устала…
– Скоро, – чтобы успокоить дочь, отвечает Анна. – Мама, куда мы идем? Я хочу домой!
На этот вопрос Анна не знает ответа и просто просит дочку потерпеть.
На самом деле мать в панике: детям не вынести дороги. Вот с Леной уже истерика… Анна украдкой смотрит на сына, как он.
Коля молчит. Он старше сестренки почти на два года и понимает, что дергать маму не нужно. По напряженной ладони, за которую он ухватился, ему передаются внутреннее состояние матери, ее растерянность и тревога.
Худенький, всегда задумчивый и серьезный, Коля за несколько часов плена повзрослел на годы. Он ни о чем не спрашивает, ничего не просит, ни на что не жалуется. Он просто терпит.
– Мама! – в слезах вопрошает Лена. – Мы и-дем… и-дем… Сколо мы пли-дем?
– Скоро, – как можно спокойнее отвечает Анна. – Потерпи, пожалуйста…
– Не могу телпеть!
Поскользнувшись на очередной ямке, Лена упала и разревелась:
– Хо-чу домой!.. К ба-бу-шке-э-э…
У девочки сильный голос, и это сейчас пугает Анну. Что предпримет конвой за нарушение тишины?
– Хо-чу к ба-буш-ке… Хо-чу мо-ло-ка…– захлебывается от слез Лена.
– Тише… тише… – упрашивает ее мать, поднимая на руки. Оказавшись на руках, Лена как будто успокаивается. Но, это не так. Просто мир сверху кажется ей совсем другим, и она начинает с ним знакомиться заново.
За спиной у мамы много людей – молчаливых, с растерянными лицами…
Лена поворачивает головку и теперь видит людей со спины. Они согнулись и спотыкаются от усталости…
Из-за плеча матери девочка разглядывает немецкого солдата с крепкими волосатыми руками и локтями, упирающимися в автомат. Загорелое, каменное лицо…
Лена переводит взгляд на дорогу, где монотонно шумят моторы… Серые машины и много-много солдат в темно-зеленых касках. Они не такие, как все. Они – чужие!
А братик? Ей кажется, что Коля почти не касается ножками земли, что он летит рядом с мамой…
