Мгла перед глазами Мирил еще больше сгустилась.

– А вот и ваша комната, – сообщила миссис Келлог. – Вы будете жить вместе с Дженнифер Хартли Труро из города Труро, штат Массачусетс.

И, чтобы Мирил сразу все уяснила, миссис Келлог, наклонившись, шепнула ей на ухо:

– Город назвали в честь семьи[3].

Эта дверь была закрыта, и миссис Келлог постучалась, а затем сама толкнула дверь:

– Мисс Труро? Приехала ваша новая соседка, мисс Мирил Ли Ковальски из…

Она обернулась к Мирил.

– Из Хиксвилля, штат Нью-Йорк, – сказала Мирил.

– Э-э…[4] Из штата Нью-Йорк, – повторила миссис Келлог. – Знакомьтесь: мисс Ковальски, мисс Труро.

Дженнифер Хартли Труро неспешно поднялась с кровати, откинула назад свои длинные белокурые волосы, приблизилась – воздушная, словно облачко. Протянула руку с таким видом, будто она богиня, а Мирил обязана ей поклоняться.

– Привет, – сказала Мирил.

– Доброе утро, – ответила Дженнифер Хартли Труро.

– Мисс Труро всегда делила комнату со Стефани Делейси из Филадельфии, – пояснила миссис Келлог. – Но, поскольку отец Стефани дипломат, сотрудник ООН, вся их семья отправилась на целый год в Будапешт. Итак, теперь вы соседки. Ничуть не сомневаюсь, вы прекрасно поладите.

Пока миссис Келлог говорила, Дженнифер разглядывала Мирил так, словно та сдуру забрела в чужую комнату и они не поладят никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах.

А потом Дженнифер указала в дальний угол комнаты, где за кроватью с голым матрасом – предназначенной, само собой, для Мирил, – притулились в углу чемодан, перетянутый для надежности мужским ремнем, и два мокрых пакета. Вокруг пакетов расползалась лужа.

– Твои, наверное.

Дженнифер, очевидно, прожила здесь уже несколько дней – и, судя по всему, привезла с собой персонального дизайнера интерьеров. На ее кровати, застланной зеленым атласным покрывалом, были разложены золотые атласные подушки, как бы небрежно. Туалетный столик задрапирован узорчатой тканью, на подставке – набор черепаховых гребней. Над столиком – зеркало в золоченой раме. Над кроватью висят плакаты в рамках: портреты Ринго, Пола, Джона и Джорджа с размашистыми автографами черным фломастером. Ринго написал: «Дженнифер с любовью, крепко целую». А Пол – «Сегодня самыми яркими звездами были твои глаза». В гардеробе полно вешалок – наверное, Дженнифер их тоже привезла из дома. Розовые вешалки, обтянутые мягким плюшем. Мирил отвернулась: глаза бы ее не глядели на одежду на этих вешалках.

Подумала: «Здесь мне ничего не светит».

– Девочки, я бы посоветовала вам поскорее переодеться, – сказала миссис Келлог. – Торжества… – она скосила глаза на свои часы, – начнутся через восемнадцать минут.

– Я успею, – пожала плечами Дженнифер.

Мирил взгромоздила мокрый чемодан на матрас. Расстегнула ремень. Первым делом достала из чемодана засушенную розу. Бережно положила на письменный стол рядом со своей кроватью. А потом достала форму школы-пансиона Святой Елены и огляделась: где же ванная? Хорошо бы уединиться хоть на минутку, хоть на одну минуточку, пусть даже это не поможет, пусть глупо даже надеяться, что поможет. Хоть на минуточку – может быть, все-таки удастся ненадолго прогнать Мглу.

Но даже уединиться по-настоящему не получилось, потому что Дженнифер уже заняла ванную. А вышла только через двенадцать минут – наверное, волосы укладывала, предположила Мирил. Сама Мирил переоделась за две минуты, зажмурившись, уговаривая сердце не выпрыгивать из груди. Еще одна минута – и Мирил уже идет по коридору, отставая на три шага от белокурой гривы Дженнифер Хартли Труро, роскошных рыжих кудрей Шарлотты Антуанетты Добрэ и шоколадных локонов Эшли Луизы Хиггинсон. На всех форма, предписанная уставом школы-пансиона Святой Елены, и только на Шарлотте блузка из какой-то неведомой мерцающей ткани.