Мерцающая блузка сидит на Шарлотте идеально.

Форма Дженнифер и Эшли, предписанная уставом школы-пансиона Святой Елены, тоже сидит идеально.

А вот блузка Мирил, предписанная уставом школы-пансиона Святой Елены и абсолютно не мерцающая, неподходящего размера: из длиннющих рукавов видны только кончики пальцев.

Кто бы сомневался.

А Эшли оглянулась на Мирил и сказала подругам:

– Кое-кому срочно нужны скрепки – рукава заколоть.

Выйдя из дверей спального корпуса имени Маргарет Нетли, они приостановились. Дождь перестал, внезапно засияло солнце, согрело воздух, от луж повалил пар. В прозрачном воздухе церковь засияла белизной.

И Мирил вдруг захотелось – больше всего на свете – услышать «чпок» и «ш-ш-ш» новенькой, только что открытой бутылки колы. Чудесные звуки: обещают, что вот-вот случится что-то необыкновенное. Да-да, совершенно необыкновенное, потому что тот, с кем ты пьешь колу, тебе очень…

Но она услышала только скрип гравия под каблуками, радостный смех девочек, соскучившихся по подругам за лето, тихий перезвон церковных колоколов и замечания, которые миссис Келлог делала направо и налево.

Здесь Мирил ничего не светило.

Они миновали самые старые здания кампуса: Большой Хоксн-холл, выстроенный в восемнадцатом веке (широкие белые ступени ведут к парадному входу, колонны высокие, деревянные), Шерборн-хауз (ступени тоже белые, но поуже, колонны тоже деревянные, но пониже), Патнемскую библиотеку с окнами в форме ромбов, Малый Хоксн с шестью остроконечными башенками. Влились в общий поток: первыми шли ученицы младшего отделения, за ними – старшего. Перед церковью поток разделялся на две колонны. Высокий белый шпиль вонзался в синее, ясное небо.

На всех форма сидела идеально – на всех, кроме Мирил и девочки, оказавшейся в колонне позади нее. Девочка все время поправляла сползающую юбку. Мирил боялась оглядываться, но подумала, что девочка, похоже, плачет.

Мирил могла ее понять.

Да, Мирил вполне могла понять, каково сейчас этой девочке.

И вдруг, словно по сигналу – который Мирил прозевала то ли потому, что зазвучал орган, то ли потому, что миссис Келлог окинула всех многозначительным взглядом, – школьницы притихли. Разбившись на пары, стали чинно входить в высокие двери церкви. Прошли под старинными знаменами школы-пансиона Святой Елены, и Мирил вскинула голову. И подумала, что знаменам на вид лет сто, никак не меньше. Школьницы шли по центральному проходу мимо учителей и учительниц в черных профессорских мантиях, застывших у скамей как часовые. Некоторым тоже на вид лет сто, никак не меньше.

Когда все разошлись по местам, но остались стоять – Мирил видела перед собой только затылки Дженнифер, Эшли и Шарлотты, занявших втроем целый ряд, – орган заиграл уже не медленную музыку для величавых шествий, а что-то повеселее. А потом, после торжественной паузы, грянул школьный гимн, как догадалась Мирил. Эту песню она слышала впервые, но остальные, похоже, знали назубок.

«Что-то у них в гимне слишком много „славься“», – подумала Мирил.

Да, со словом «славься» явно перебор. Если бы Холлинг услышал эту песню, то повалился бы на пол с диким хохотом, растрепанный, глаза горят…

Орган снова заиграл что-то чинное, и тогда доктор филологии Нора Макнокатер, директриса младшего и старшего отделений школы-пансиона Святой Елены, и мистер Ллойд Аллен, председатель попечительского совета, неспешно проследовали по центральному проходу к возвышению, где стояли два кресла с красной плюшевой обивкой, и мистер Аллен с Царственной Непринужденностью – именно так, с Царственной Непринужденностью с большой буквы, – присел в кресло, а доктор наук Нора Макнокатер осталась стоять с Ужасающей Величественностью – именно так, с большой буквы, – всматриваясь в лица учениц, и ее взгляд напоминал прожектор, выхватывающий из полумрака лица заключенных в тюремном дворе. Когда прожектор заскользил в сторону Мирил, та уставилась в пол, подождала и снова подняла голову.