И тут миссис Келлог пожала руку Мирил со словами:

– Все девочки в спальном корпусе имени Маргарет Нетли с нетерпением ждут знакомства с вами, Мирил Ли.

Серьезно, слово в слово.

Услышав это, Холлинг повалился бы от смеха на траву.

– Пожалуй, нам пора, – сказал папа.

У Мирил перехватило дыхание, словно ее ударили в живот. Может, это миссис Келлог ее ударила?

Мама обняла ее, а папа поцеловал в макушку, и до Мирил вдруг дошло, что все это происходит наяву. Через минуту они бросят ее в школе-пансионе Святой Елены и уедут, а Холлинга с ней больше нет, и она останется одна, одна-одинешенька.

Мгла.

И эхо воет в пустоте, где когда-то было сердце.

Она пошла за родителями, встала рядом с машиной. Под дождем. Без зонтика.

Родители сели в машину. Захлопнули дверцы.

Мама опустила стекло.

– Мама, – сказала Мирил.

– Все будет хорошо, – ответила мама.

– Вы меня здесь не бросите.

– Мирил, это твой шанс начать с чистого листа. Все будет хорошо.

– Неправда. – Мирил подергала ручку задней дверцы. Не поддается.

– Мирил, ты привыкнешь, уже завтра или послезавтра. Поверь моему слову. Обещаю.

Дождь хлещет все сильнее. Мирил утирает глаза.

Она смотрела поверх машины на деревянные здания кампуса. И на белую церковь – под дождем скорее серую, чем белую. Смотрела на ступеньки, ведущие в спальный корпус имени Маргарет Нетли: миссис Келлог на своем наблюдательном пункте под козырьком дожидается Мирил – но демонстративно заводит карманные часы, висящие у нее на шее на черном плетеном шнурке. Мирил смотрела на девочек в зеленой с золотом форме: одни входят в корпус имени Маргарет Нетли, другие выходят, и все – стайками, укрываясь зонтиками, лучезарно улыбаясь, как будто с первого класса порхают по этой школе одними и теми же стайками, под одними и теми же зонтиками, все вместе. И улыбаются подругам, которых знают всю жизнь.

Улыбаются друзьям, которых знают всю жизнь.

Две девочки в черных платьях с белыми фартуками вернулись и стояли теперь позади миссис Келлог. Обе промокли до нитки. Обе стояли, опустив глаза.

– Вы меня не бросите, – сказала Мирил.

Папа так и сидел за рулем:

– Мирил, мы ведь уже все решили. Здесь тебя ждут блестящие перспективы, новые люди, новые подруги. Школа-пансион Святой Елены – одна из лучших частных школ во всей Новой Англ…

– Видите кирпичную стену? – показала Мирил. – Знаете, зачем на ней железные шипы?

– Для красоты, Мирил. Это художественная ковка.

– А если какая-нибудь девочка попробует отсюда выбраться, она упадет прямо на них.

– Нам пора, – сказал папа.

– А плющ на стене видите?

Мама начала поднимать стекло.

– Он ядовитый.

– Ничего подобного…

– Серьезно, самый настоящий ядовитый плющ. А если дотронуться до ядовитого плюща, знаете, как сильно обожжешься? Вы правда хотите бросить меня в школе за стеной с шипами и зарослями ядовитого плюща?

– Мирил… – вздохнул папа.

– Вы совершаете ужасную ошибку.

– Мирил, – сказала мама. – Тебе очень понравится в школе Святой Елены. И доктор Макнокатер тебе тоже очень понравится. Мы много раз беседовали с ней по телефону, и она заверила, что этот пансион оправдает все наши надежды. Вот увидишь, не пройдет и месяца, как школа станет для тебя вторым домом.

– Как знать, буду ли я здесь через месяц, – процедила Мирил.

– Разумеется, будешь – как же иначе?

– А вот Холлинга больше нет.

Мгла.

Мама вышла из машины, взяла Мирил за обе руки:

– Да, его больше нет. И нам всем его не хватает. И мы никогда его не забудем. Но ты здесь. Твоя жизнь продолжается. И тебе пора идти по жизни дальше, своим путем. Надо жить.

Мирил понимала, что мама права. Надо жить. Что ей еще остается делать?