– И ты не упустишь этот шанс начать с чистого листа. А мы будем тобой гордиться.

Мирил молчала, не могла говорить.

– Мы тобой уже гордимся, – добавила мама.

Мирил кивнула, попыталась улыбнуться – ведь маме хотелось увидеть ее улыбку.

Мама села в машину. Отец завел мотор.

– Мы тебя любим, – сказала мама.

– Держись подальше от ядовитого плюща, – сказал папа.

Они помахали на прощанье, и Мирил проводила их взглядом: машина двинулась к главным воротам, тоже увенчанным шипами, захрустел под колесами мокрый черный гравий. Заметила, что на секунду загорелся стоп-сигнал, прошептала: «Пожалуйста… ну пожалуйста…» – но машина выехала из ворот, скрылась из виду.

Края Мглы размылись.

Если смотреть сквозь пелену дождя, запросто могло почудиться, что Мирил плачет.

Миссис Келлог наконец завела часы. И окликнула с крыльца спального корпуса имени Маргарет Нетли:

– Мисс Ковальски, то, что вы приехали с опозданием, не повод опаздывать и на церемонию начала учебного года.

Мирил глубоко вздохнула, собираясь с силами. В последний раз посмотрела на ворота – мало ли, обернулась к миссис Келлог. Та стояла прямая, как восклицательный знак. И тогда Мирил, пробиваясь сквозь Мглу, поднялась на крыльцо; как же ей хотелось оказаться сейчас не в школе-пансионе Святой Елены, где она новенькая и никого не знает, а в Камильской средней школе, и чтобы Холлинг… чтобы по главной лестнице сейчас поднимался Холлинг в своей всегдашней черно-белой куртке, заношенной до дыр, и он бы помахал ей, не поднимая руки, как он обычно делал…

– Ваш багаж уже доставлен в вашу комнату, и вам давно пора проследовать за ним, – сказала миссис Келлог. – Мы просим и обязываем всех учениц, даже новоприбывших, надевать форму школы-пансиона Святой Елены на все классные и внеклассные занятия и мероприятия, особенно на торжества по случаю начала учебного года.

Мирил покосилась на девочек за спиной миссис Келлог: одна по-прежнему смотрела в пол, но другая разглядывала Мирил во все глаза.

– Алетея, – резко одернула миссис Келлог.

Алетея перевела взгляд на свои туфли.

– Следуйте за мной, – приказала миссис Келлог.

Мирил повиновалась.

Но успела хорошенько рассмотреть лицо Алетеи.

Алетея не улыбалась.

Алетея и не думала улыбаться. Что-то подсказывало Мирил: Алетее все равно, будет Мирил счастлива в этой школе или нет.

Мирил пошла переодеваться в форму, предписанную уставом школы-пансиона Святой Елены.

На гладкий-гладкий, будто намыленный паркет спального корпуса Маргарет Нетли дозволялось ступать только ученицам старшего отделения школы-пансиона Святой Елены; каждый шаг Мирил и миссис Келлог отдавался звонким эхом. На потолке балки, почерневшие, древние: «Когда-то под ними ходили нормандские монахи», – прокомментировала миссис Келлог.

На втором этаже корпуса Нетли было несколько дверей. Дверь кухни: «В холодильнике богатый выбор продуктов для легкого перекуса: мини-головки сыра, нарезанные овощи, фруктовые соки. Есть также бутилированная кола, но школа предоставляет прохладительные напитки при условии, что за каждую бутылку, взятую из холодильника, ученицы добросовестно опускают в копилку двадцать пять центов». Рядом – дверь прачечной: «В девять тридцать вечера ее запирают, стиральный порошок выдается по запросу, но пользоваться прачечной следует лишь при крайней необходимости, если нельзя отложить стирку до назначенного дня. В день большой стирки все грязное белье забирают утром, а не позднее четырех часов пополудни выстиранное доставляют вам в комнату». Рядом – телефонная будка: «Ее запирают в девять сорок пять вечера, позднее звонки запрещены». На третьем этаже – комнаты школьниц. Все двери нараспашку. Миссис Келлог, не сбавляя шага, заочно знакомила Мирил с ее новыми соседками, а Мирил пыталась слушать: «Здесь живут Элизабет Кёртджи из Лос-Анджелеса и Джулия Челл из Сент-Пола. Здесь – Эшли Луиза Хиггинсон из Бруклина, Нью-Йорк, и Шарлотта Антуанетта Добрэ из Шарлотта, штат Северная Каролина. Здесь – Мэриан Элдерс из Манхэттена, Нью-Йорк, и Барбара Рокасл из Уайт-Плейнс. Здесь – Хайди Киддер из Рутленда, Вермонт. А вот…»