При великих княжнах состояла гофлектриса и учительница русского языка ее величества, в бытность ее невестой государя, – Екатерина Адольфовна Шнейдер.

Из фрейлин в то время ближе других была Ольга Евгеньевна Бюцова – очень милый, но несколько несдержанный человек; из флигель-адъютантов: Александр Александрович Дрентельн, бывший преображенец, высокого роста, с большой лысиной и красивыми чертами лица, очень образованный и начитанный, большой любитель музыки, умевший на всякого произвести приятное впечатление, и великий князь Дмитрий Павлович[5].

Начальником военно-походной канцелярии был князь Орлов, непомерно толстый человек, которого мой отец очень любил за его сердечность, остроумие и широкую русскую душу.

Дворцовым комендантом был тогда генерал Дедюлин, скончавшийся осенью 1913 года от грудной жабы, и на его место был назначен командир лейб-гвардии Гусарского его величества полка Воейков, человек дельный, но не очень симпатичный, большой карьерист и делец.

Он нашел какой-то удивительный целебный источник в своем пензенском имении, стал посылать воду на исследование, и через несколько месяцев уже всюду появились круглые бутылочки с этикеткой и надписью «Кувака»[6].

Воейков доходил до смешного в рекламе своей чудодейственной воды. Помню, как мой отец рассказывал, что на одном большом выходе подошел к моему отцу великий князь Николай Николаевич и начал у него спрашивать средство для лечения ревматизма.

– Лучшее средство – «Кувака», ваше высочество, – заявил вдруг, бесцеремонно прерывая их разговор, Воейков.

Великий князь обернулся, замолчал и отошел.

В обществе над Воейковым смеялись и находили совершенно неприличным для генерала и дворцового коменданта такую торговлю, но это его нисколько не смущало, и он с гордостью продолжал рассказывать о том, как продал компании «Wagons-Lits»[7] на три года вперед большое количество бутылок «Куваки» и выручил за это 100 тысяч.

Осенью 1913 года мы опять были в Крыму и были однажды приглашены в Ливадийский театр, где приютские дети должны были играть для великих княжон пьесу об избрании царя Михаила Федоровича [на царство][8]. Из великих княжон приехали только Мария Николаевна и Анастасия Николаевна, затем были две дочери великого князя Георгия Михайловича, наследник и сын доктора Деревенко.

Не знаю, кто из нас больше стеснялся – великие княжны или мы; во всяком случае, в антрактах мы не могли связать и двух слов. Один Алексей Николаевич чувствовал себя непринужденно и весело и, играя в антрактах с Колей Деревенко, возился неимоверно, ни минуты не сидя на месте и кувыркаясь то под столом, то на столе. Когда в дверях показывался боцман Деревенько или мой отец, Алексей Николаевич бежал к ним с криком:

– Взрослые должны уйти! – и захлопывал перед ними дверь.

Мы уехали очарованные и были счастливы видеть их высочеств, но не думаю, чтобы они вынесли о нас благоприятное впечатление.

С тех пор как в Ливадии был выстроен новый дворец, их величества и их высочества очень любили ездить туда и делали это два раза в год – весной и осенью.

Ливадийский дворец был единственный, выстроенный государем и императрицей за их царствование по собственному вкусу и соответственно требованиям их семьи. Это было здание белого мрамора в итальянском стиле, с красивыми внутренними двориками, все окруженное цветами.

Громадные клумбы, треугольниками расходившиеся от дворца, еще до Пасхи начинали пестреть коврами желтых и красных тюльпанов, которые сменялись голубыми и розовыми гиацинтами или белыми нарциссами. Позже появлялись глицинии и розы, и весь дворец, точно в сказке «Спящая красавица», утопал в душистых ярко-розовых и желтых гирляндах.