– Неужели вы думаете, – отвечал он, – что государь император ходит спрашивать у свиты совета, за кого выдавать дочерей? Да и вообще еще о сватовстве никто не говорит: приехали в гости.

Мой отец считал всегда совершенно недопустимым какие-либо пересуды и сплетни о царской семье, и даже нам, детям, не передавал ничего, кроме уже заведомо свершившихся фактов.

Впоследствии я слышала от других, что действительно принц Кароль приезжал свататься к Ольге Николаевне, но что ему больше понравилась Татьяна Николаевна, а на великих княжон он вообще не произвел особенного впечатления, и поэтому все мирно разъехались, так как государь и императрица настолько любили своих дочерей, что никогда бы не принесли счастье одной из них в жертву политическим интересам, хотя, в свою очередь, дочери готовы были на какую угодно жертву.

Вскоре в Петербург прибыл еще один иностранный гость – король Саксонский.

Я запомнила его приезд потому, что ради него был дан парад всему Царскосельскому гарнизону, а также потому, что о нем самом много тогда говорили. Говорили, что он, может быть, очень добр и мил как человек, но что очень мало образован, груб и нетактичен до крайности, так что совершенно невольно разобидел незаслуженно целую массу лиц свиты.

В день парада, который, как нарочно, выдался яркий и солнечный, все Царское Село было разукрашено бело-зелеными саксонскими флагами. Ярко блестели в весеннем солнце золотые купола церкви Большого дворца, перед которым на плацу уже пестрой лентой стройно вытянулись войска, а на них с любопытством смотрела толпа публики, льнувшая к подъездам и стенам дворца и с нетерпением ожидавшая появления царской семьи.

Вдруг воздух прорезал первый звучный аккорд величественного гимна, и под стройные звуки «Боже, царя храни» показалась из левых ворот группа блестящих всадников.

Впереди в форме конвоя его величества ехал государь. Едва замерли последние звуки «Боже, царя храни», как воздух дрогнул от дружного «ура!», катившегося широкой волной все дальше и дальше по всем полкам и оттуда перешедшего на публику.

Вслед за свитой, сопровождавшей государя, показалась коляска, в которой ехала государыня с наследником, а затем – открытое ландо, где приветливо улыбались из-под больших белых шляп красивые личики великих княжон.

Государыня ехала в экипаже, запряженном à la Daumont, то есть тремя парами снежно-белых лошадей, причем на первой и последней парах сидели жокеи в черных, с золотой бахромой, шапочках, красных куртках, обтянутых рейтузах цвета крем-брюле и низких лакированных сапогах с отворотами. За ландо великих княжон следовали два конвойца.

Объехав войска, вся эта красивая группа двинулась мимо публики, налегавшей друг на друга, чтобы поближе увидеть добрую улыбку проезжающего государя. Государь и свита стали верхами около центрального подъезда Большого дворца, на ступенях которого были приготовлены места для государыни, наследника и великих княжон.

Начался молебен. По окончании его публика, все время молча крестившаяся, вдруг зашевелилась. Из правых ворот показались первые ряды пехоты. Тут были сводный пехотный полк и стрелковая дивизия, затем следовала кавалерия, то есть конвойцы, гусары, кирасиры, казачья конная артиллерия и сводный казачий полк. Каждый был хорош по-своему.

Из пехоты больше всего привлекали внимание барашковые шапочки, малиновые рубашки и русские кафтаны с золотым галуном стрелков императорской фамилии, а кавалерия была так пестра и красива, что в публике все время вырывались крики восторга. Нельзя было решить, кто лучше: стройные конвойцы в черкесках, с тонкими талиями, красавцы гусары в снежно-белых ментиках, обшитых бобром, чуть колебавшихся на их спинах, блестевшие на солнце своими кирасами и грандиозными касками величественные кирасиры или казаки в высоких шапках, лихо заломленных на затылок. Давно не видели такого парада. И кто думал тогда, что это последний парад в этом царствовании?