Со стороны мы могли бы показаться закадычными друзьями, отправляющимися в дальние тёплые страны. Медленно шли вдоль людского потока, направляясь к своему выходу на посадку. Но на самом деле мои спутники не спускали с меня глаз ни на секунду. Оба агента держались на расстоянии не более метра, один слева, другой справа, словно пытаясь удержать меня в невидимом коридоре. Я лишь гадал, какими авиалиниями мы полетим. Когда мы подошли к стойке корейских авиалиний, стало ясно, что наш путь лежит через Сеул и знаменитый аэропорт Инчхон.

У стойки нас встретила милая девушка-кореянка, её лицо, аккуратное и безупречное, напоминало фарфоровую куклу. Сияя белоснежной улыбкой, она проверила паспорта моих спутников, сверив их фотографии с живыми лицами. Но когда её взгляд упал на мой паспорт, её идеальная маска слегка изменилась. Сандаловые брови едва заметно нахмурились, а во взгляде промелькнуло что-то вроде недоумения.

Девушка за стойкой вдруг заметно занервничала, начала что-то лихорадочно проверять в системе. Спустя несколько минут она вызвала по рации другого сотрудника – мужчину, который, видимо, был её куратором. Они вдвоём склонились над монитором, и, пока она показывала ему что-то на экране, он несколько раз бросал быстрые, настороженные взгляды в мою сторону, перебрасываясь с ней фразами на корейском. Офицер Сандовал, уловив перемену в их поведении, подошёл к стойке и тихо завёл с ними разговор. Санчез тем временем оставался чуть позади, но его внимательный взгляд неотступно следил за развитием ситуации. Я услышал, как Сандовал, внушительным голосом, пытается объяснить происходящее: «Сэр, у нас есть письмо от вашего генерального консульства, разрешающее перелёт под сопровождением специальных агентов…»

Час бесполезных переговоров по телефону с обеих сторон не принёс результатов. Тем временем посадка на рейс подходила к концу. Стало ясно, что отдел безопасности корейских авиалиний категорически отказывается дать разрешение на мой допуск на борт. Мой статус международно разыскиваемого преступника вызывал у них недовольство и тревогу – они беспокоились за безопасность других пассажиров.

Признаться, в тот момент я чувствовал себя словно персонаж из фильма. Как Ганнибал Лектер из "Молчания ягнят", я невольно становился центром внимания, объектом страха и недоверия. Каждый раз, когда я ловил взгляды сотрудников авиакомпании, в их глазах читались тревога и страх – точно такие же чувства я наблюдаю сегодня спустя много лет у новых знакомых, когда речь заходит о моём противоречивом прошлом.

Прошло два часа. На гигантском электронном табло рейс сменил статус на "посадка завершена". Офицер Сандовал резко выпрямился, словно принял окончательное решение, и скомандовал: «Окей, мы сделали всё, что могли! Возвращаемся!» Мы вышли к главному входу аэропорта, где долго ждать не пришлось: чёрный фургон уже стоял на месте, за рулём сидел тот же самый водитель. К сожалению, наручники снова защёлкнулись на моих руках, и, попрощавшись с агентами, я снова отправился в обратный путь – в окружную тюрьму города Юба.

Я проснулся, когда машина уже въезжала на территорию окружной тюрьмы. Впервые я застал приёмное помещение погружённым в тишину. Скамейки пустовали, телевизор был отключён, а за стойкой скучали трое дежурных офицеров. Каждый из них держал большой термос с кофе, ведя полусонные разговоры вполголоса. Я, словно завзятый гангстер, плюхнулся на скамейку и, растянувшись во весь рост, погрузился в крепкий сон.

К шести часам утра меня разбудил один из охранников. В этот раз, не найдя свободного места в ставшем уже «родным» для меня блоке «С», они отвели меня в блок "D", который предназначался для иммигрантов, совершивших преступления на территории США. Там условия были куда строже, но мне пообещали, что как только освободится место, меня переведут обратно в мой блок.