Новый блок сразу не пришёлся мне по душе. Он находился в противоположной части здания, внешне мало чем отличался от блока «С», но обстановка была куда угрюмее. Здесь арестанты жили в двуместных камерах с туалетом, рукомойником и встроенными койками, и только дважды в день – утром и вечером – нам разрешали выходить на свободу на два часа.

Первый день я проспал до самого вечера. Когда камеры автоматически открылись, я решил всё же выйти и осмотреться, прикинуть, что за место мне предстоит обживать ближайшие дни до отправки. В отличие от блока «С», здесь была всего одна общая зона с несколькими столами, расположенная на цокольном этаже.

Моё внимание сразу привлёк арестант, сидевший у стола с книгой в руках. Высокий, худощавый мужчина с гладко выбритым черепом читал на английском книгу о буддизме. Он казался совершенно отстранённым от суеты окружающего мира, сидел ровно, как статуя, сложив руки. Если бы мне предложили нарисовать монаха, постигшего высшую степень душевного покоя, я бы нарисовал его.

Звали его Штефанус, и его рассказ буквально ошеломил меня. Он провёл 39 лет в американской федеральной тюрьме, куда попал сразу после окончания университета. Я не стал расспрашивать о том, за что его приговорили к такому огромному сроку, меня больше волновало, как ему удалось пережить столь долгие годы заключения и не потерять себя. Штефанусу одобрили условно-досрочное освобождение, но вместо вожделенной свободы его ожидал новый этап – перевод в окружную тюрьму Юба, где он должен был дожидаться депортации на родину.

Филиппинец оказался удивительно интересным собеседником. Всё своё свободное время в тюрьме он посвящал чтению, что позволяло ему сохранять ясность разума. Он рассказывал о жизни в федеральной тюрьме, которая по сравнению с окружной напоминала небольшой городок. Работа электриком, книги и спорт помогли ему не утратить себя и не пасть духом за долгие годы заключения. Я был настолько поглощён его рассказами, что не заметил, как пролетело время. Лишь звонок, возвещающий о возвращении в камеры, прервал наш разговор. Мне оставалось ещё множество вопросов, но я был вынужден вернуться в свою камеру.

После той беседы я ощутил, как мои собственные тревоги начали растворяться. Лежа на койке, я размышлял о предстоящем пути в Казахстан и неизбежном сроке в тюрьме. Но теперь страх перед грядущим не казался таким всепоглощающим. «Я справлюсь! Я найду в себе силы продержаться!» – мысленно повторял я эти слова снова и снова, ощущая, как на душе становится легче.

Тем временем мой сосед по камере – бывший торговец наркотиками – эмоционально бурчал что-то на испанском, переживая за исход бейсбольного матча, который транслировали по телевизору. «La puta madre loco no puedo creer lo que nos pasó!» – воскликнул он, что на русский можно перевести как: «Чёртова мать! Не могу поверить, что с нами произошло!» Его страстные возгласы лишь отдалённо касались меня, ведь мысли уже унесли меня в размышления о том, что ожидало меня впереди.

Не прошло и получаса, как в блоке отключили телевизор и погасили свет. Мой сосед, бросив последнюю ругань, улёгся на свою койку и быстро захрапел, утомившись за день. Он занимался тем, что мастерил маленькие крестики из пластиковых пакетов – занятие, в котором, казалось, находил своеобразное утешение.

И вот, в полной тишине блока, среди звуков чужого дыхания, я вдруг услышал женский голос по рупору. Он с трудом и запинками произнёс моё имя, прося собрать личные вещи. В этот момент я понял: меня переводят обратно, в мой родной блок «С». Радость и облегчение смешались во мне, а все сомнения и страхи окончательно исчезли.