В тот майский день в госпитале находились лишь медперсонал и прапорщик, дежурный по части. Пациентов в отделении было немного, накануне праздников состоялась большая выписка. Вечером Петровский посетил медсанбат: обошел палаты, заглянул на кухню – проверить праздничное меню, затем зашел в дежурку. Присел, хотел закурить, но замер, услышав слова прапорщика:
– Все работа и работа, о личной жизни некогда подумать. Вы здесь, на службе, а жена ваша праздник отмечает. Видел, как она и ее подруга, жена нашего терапевта, поднимались в квартиру хирурга Егорова. У него вроде день рождения…
Петровский побледнел, схватил кобуру и вылетел из комнаты. Пятиэтажка, где жил именинник, была рядом с медсанбатом. Через несколько минут он оказался у двери квартиры, за которой звучали музыка, смех, разговоры – позвонил, и щелкнул замок. Выстрел первый, второй, третий… Первым рухнул начфин Пак, оказавшийся в коридоре и открывший дверь: он попал на день рождения случайно – приехал в часть с финансовой проверкой и остался до вечера, чтобы со всеми поздравить Егорова. Следом выстрел в живот терапевта Григорьева – зажав рану, тот опустился у стены на пол. Третьему гостю, лейтенанту, пуля попала в плечо и грудь – увозили живого. Все произошло так быстро, что никто ничего понять не успел. Квартиру заполнили крики и плач. Виновник торжества, как говорили, вышел в тот момент на балкон, а женщины, в том числе жена Петровского с ребенком, находились в комнате. После третьего выстрела начальник медсанбата ушел – назад, в дежурку госпиталя, там положил пистолет на стол и позвонил в комендатуру: «Приезжайте, я убил людей…»
Дальше все закрутилось, как в мясорубке. Полетели головы у начальства округа, расформировали штат медсанбата – заменили почти всех докторов. Одна за другой комиссии, следствие, допросы… Погибших похоронили, выживших комиссовали из армии. Жен с детьми отправили «в никуда» – к родным на Украину, в Белоруссию, в Сибирь. Ни квартир у них, ни пособий, ни пенсий. У многих судьба была сломана навсегда. Петровского судили, приговорили к пожизненному сроку.
Жители округа, жены военнослужащих винили во всем начальство ДВО, ведь там знали о напряженных отношениях в части, но не реагировали на рапорты Петровского с просьбой перевести его на Украину, где жила его одинокая больная мать (об истинной причине умалчивал). И вот – страшный результат равнодушия высших чинов к подчиненным.
Другой мир
На Дальнем Востоке прожили одиннадцать лет. Следующее место службы на пять лет – Венгрия. Там Коля пошел в первый класс и проучился четыре года.
Мы в новый мир окунулись: красивая и самобытная страна, теплый климат круглый год. Другая культура, странный язык – нам все было интересно. В свободное время, особенно первые годы, много гуляли по городу Секешфехервару, бывшей столице страны под названием Альба Регия – рассматривали архитектуру, скверы, бегали по супермаркетам. Ходили с детьми в кино и музеи, в парки развлечений и бассейны. Я впервые попала на концерт известной рок-группы AС/DС и испытала потрясение музыкой и исполнением.
Секеш, как мы называли город между собой, остался в нашей памяти, как один из любимых городов. Расположен между Будапештом и озером Балатон. Здесь сохранились памятники Римской империи – акведуки, древние развалины с устройствами для казни и наказаний: каменные мешки-колодцы, куда сбрасывали женщин, изменивших своим повелителям. Турецкие бани, цветочные часы.
И Будапешт нас покорил красотой. Мы ездили за покупками в Пражский квартал, где продавалась эксклюзивная одежда, капельное серебро, очки в модной оправе. А на улице Ракоши был книжный магазин, где на полках стояли книги на русском и европейских языках, продавались грампластинки и кассеты с записями популярной музыки. Цены на книги впечатляли – стоили как костюм в бутике. Но я приобрела замечательные альбомы по искусству. И ресторан «Максим» в Будапеште был по типу парижского с варьете. Для нас, советских, это было что-то фантастическое. Роскошные витрины магазинов, яркая реклама, изобилие товаров… Туристы набирали полные сумки, но это было понятно – у нас заложенная генетическая память о голоде. Очень скоро мне все стало казаться обычным, будто так было всегда. Я помню, как непривычно было видеть фасовки по 100—200 граммов в красивых упаковках – что это для семьи из четырех человек?! Уже через три месяца я спокойно ходила по магазинам, выбирала, так же как местные, искала скидки, распродажи. Денег хватало на все.