«20.07.1999 г. Жара притомила. Начинаю страдать. Днем не спасает даже море. Вода почти такая же теплая, как воздух. Солнце пылает, сейчас оно белое. Море – синий волнистый перламутр, легкий бриз, рябь на воде. У берега – прозрачная волна, на дне рыбки какие-то, крабы махонькие на камнях. Пахнет водорослями и шашлыками с берега. В прибрежном кафе звучит мелодия Морриконе. Жизнь остановилась на прекрасное мгновение. Мозги плавятся, соображать невозможно. Но накапливается содержание в картинках, репликах, разговорах».
«Сюжет. Погранзастава, учебный центр, где готовят солдат для службы на границе с Чечней. Была договоренность о встрече на 26 июля, пришла к 9—00 часам. На КПП сказали, что майора Николенко нет. Ждала минут сорок. Не прибыл. Провели к замполиту (заместителю по воспитательной части) – майору Романюку. Вахтенный ушел, имени-отчества не назвал. Не знал? Или – необязательно: начальник да начальник, по воспитанию, без имени. Романюк десять минут уделил. Беседа на уровне: „Можно? – Нет, нельзя! Разрешения на интервью газетчикам нет“. Сказала, что все равно напишу, но могу и со ссылкой на его „нельзя“. Не понравилось. Улыбается вежливо, мол, разговор окончен. Майор Николенко или боится, или действительно очень занят. Надеюсь, второе. Не верится, что избегает встреч. Ведь было, было – и нравилась я ему, и рассказывал все, что спрашивала. И он рассказывал, и другие – прапорщики Путилин и Рыжий, ребята с КПП. Почему сейчас опять запрет, что за чушь? Что они, свой народ боятся, от газет шарахаются, как черт от ладана. Если сегодня не добьюсь приема у командира, включу женское начало, воздействую обаянием. Начну с Николенко: поговорить – не переспать, в глаза заглянуть придется и очки снять защитные. Сделаю пару снимков для истории любви простой русской поэтессы и офицера доблестных погранвойск, участника событий в Боснии, героя Чеченской войны 1995—1996 годов. Зря, что ли, стихи про него писала, героем сделала в статье, а он, негодный, рассказать о положении на границе не хочет. Трус несчастный, любовник несостоявшийся. Еще легенды ходят о гуляющих офицерах, а им не до гуляний – долг нести надо. Они ухаживать только за пистолетом умеют, не иначе. И напишу о них, вот только поговорю конкретно, чем дышат на данный момент. Жара не в счет. Вечером читаю стихи перед личным составом. Воспитательное мероприятие – это да, это можно. Ладно, дальше посмотрим».
«Сюжет второй. Санаторный пляж, одинокая женщина. Везде одна, ни с кем не общается. Раздражена, сосредоточена на своих мыслях. Не замечает, что привлекает этим внимание, но негативное. Не замужем, 33 года, медсестра из Орла. Агрессивна даже. Предложила мне помочь с лечением. Сходила к ней на массаж. Больше четырех раз не выдержала: истязала меня до синяков, все ребра болели – больше терпеть не стала. Из разговора двух женщин: „Люда стала невыносимой и странной. Слышала, она на инвалидности по психиатрии“. Все ясно. Кто у нас нормальный?»
«Сюжет третий. МИ-8 в составе авиации. Прапорщик Петя – бортмеханик: квартиры нет, снимал жилье, служил 20 лет – на боевом вертолете в Тбилиси, Таджикистане. Автоматная очередь прошивает фюзеляж – сейчас его стали бронировать. Акулы горные в Афганистане, сейчас в Чечне эти МИ-8!»
«14.08.1999 г. Три дня осталось до отъезда. Хочется домой. Хочется прохлады. Надоело все, кроме моря. Море – божий дар: простор, величавость водной стихии, далекая линия горизонта, за которой скрывается что-то неизвестное и бесконечно заманчивое. Парусники алеют в лучах заходящего солнца. Александр Грин ничего не выдумал в своих историях, он все это видел, глядя долгие часы на море. И я ему верю. Несчастный человек, светлый писатель, сколько радости в его рассказах. А как горько жил, тяжело и мучительно умирал. Может, просто Бог так компенсировал его талант, чтобы дебет с кредитом связать. Если душа его светится где-то среди звезд, пусть моя любовь к нему и благодарность будут услышаны ею. Человек без мечты – ничто. А мечта должна быть прекрасной, как море. И Грин это понял, и объяснил людям».