об Александре Соларине?

Ним помолчал немного.

– О шахматисте? – спросил он наконец.

– Он один из тех, кто сказал мне…– начала я слабым голосом, сознавая,

что все это звучит слишком фантастично, чтобы поверить.

– Откуда ты знаешь Соларина? – перебил меня Ним.

– Вчера я была на шахматном матче. Он подошел ко мне и сказал, что я в

опасности. Он очень настаивал на этом.

– Может, он перепутал тебя с кем-то? – спросил Ним. Но теперь его голос

звучал глухо, словно Ладислав погрузился в размышления.

Возможно, – признала я. – Но сегодня утром в здании ООН он повторил все

предельно ясно.

Один момент, – перебил Ним. – Кажется, я понял, в чем проблема.

Предсказатели и русские шахматисты преследуют тебя, нашептывая в уши

таинственные предостережения. Прямо из воздуха появляются трупы. Что ты

сегодня ела?

– Хм… Сэндвич и немного молока.

– Яркий пример паранойи на почве недоедания, – бодро сказал Ним. -

Собирай вещи. Встречаемся через пять минут внизу, в моей машине. Мы поедим

нормальной пищи, и все твои фантазии быстро исчезнут.

– Это не фантазии, – сказала я.

Какое облегчение, что Ним решил проводить меня! Теперь я попаду домой

без приключений.

– Я в этом специалист, – парировал он, – Кстати, с того места, где я

стою, ты выглядишь слишком худой. Но красный костюм тебе очень идет.

Я огляделась. Затем посмотрела в окно, в темноту улицы перед зданием

ООН. Уличные фонари только что зажглись, но большая часть улицы была в тени.

Я заметила около таксофона на автобусной остановке темную фигуру. Фигура

подняла руку.

– К слову сказать, дорогая, – сказал голос Нима по телефону, – если ты

так боишься за свою жизнь, лучше тебе не мелькать в освещенных окнах после

наступления темноты. Это просто совет, разумеется.

И он повесил трубку.

Темно-зеленый "морган" Нима стоял перед офисом "Кон Эдисон", Я выбежала

из здания и запрыгнула на пассажирское место, которое в этом автомобиле было

слева от водительского. Сиденья в машине были старые, обшивка деревянная,

сквозь щели в полу была видна мостовая.

На Ниме были потертые джинсы, дорогая приталенная куртка из итальянской

кожи и белый шелковый шарф с бахромой.

Когда машина набрала скорость, его волосы цвета меди растрепал ветер.

Интересно, почему среди моих знакомых так много людей, которые любят ездить

зимой в открытых кабриолетах с опущенным верхом? Ним вел машину, а теплый

свет уличных фонарей отсвечивал в его волосах золотыми искрами.

– Заедем к тебе домой, тебе надо переодеться во что-нибудь теплое, -

сказал мой друг. – Если хочешь, я пойду первым, чтобы осмотреться.

Глаза Нима по странному капризу природы были разного цвета: один -

карий, другой – голубой, У меня всегда создавалось впечатление, что он

одновременно смотрит сквозь меня и на меня. Не могу сказать, чтобы это

ощущение мне нравилось.

Мы остановились перед моим домом, Ним вышел и поздоровался с Босуэллом,

сунув ему в руку двадцатидолларовую бумажку.

– Мы всего на несколько минут, старина, – сказал Ним. – Не мог бы ты

присмотреть за машиной, пока мы не вернемся? Она для меня что-то вроде

фамильной реликвии.

– Конечно, сэр, – услужливо сказал Босуэлл. Проклятие, он даже обошел

вокруг и помог мне выйти.

Удивительно, что делают с людьми деньги!

Я забрала на столе дежурного письмо. В конверте от "Фулбрайт Кон" были

билеты. Мы с Нимом вошли в лифт и поехали наверх.

Ним осмотрел мою дверь и сказал, что больше осматривать нечего. Если

кто и заходил в мою квартиру, то сделал это с помощью ключа. Как в

большинстве квартир Нью-Йорка, моя дверь была сделана из стали двухдюймовой

толщины, на ней стояли двойные запоры.

Ним проводил меня из прихожей в гостиную.