– Полагаю, горничная раз в месяц творит здесь чудеса, -

прокомментировал он. – Как лицо, привлеченное в качестве детектива, я не

могу придумать иной причины, по которой ты развела здесь столько пыли и

памятных безделушек.

Он сдул облачко пыли со стопки книг, взял одну и переливал ее.

Я погрузилась в гардеробную и извлекла оттуда вельветоне брюки цвета

хаки и ирландский рыбацкий свитер из некрашеной шерсти.

– Ты играешь на этой штуке? – спросил он из спальни. – заметил, что

клавиши чистые.

– Я училась в музыкальном колледже, – крикнула я в сторону спальни. -

Из музыкантов получаются лучшие компьютерщики. Лучше, чем из инженеров и

физиков, вместе взятых.

Насколько я знала, у Нима были степени инженера и физика. В гостиной

стояла тишина, пока я переодевалась. Когда я босиком вернулась в холл, Ним

стоял в центре комнаты и внимательно рассматривал мужчину на велосипеде,

изображенного на картине, которую я поставила на пол и повернула к стене.

– Осторожно, – сказала я ему. – Она еще не высохла.

– Это ты нарисовала? – спросил он, продолжая рассматривать картину.

– Это она ввергла меня в неприятности, – объяснила я. – Я нарисовала

картину, потом увидела мужчину, который выглядел точно так, как человек на

картине. И пошла за ним…

– Что?!

Ним резко обернулся и взглянул на меня.

Я села на скамейку возле рояля и принялась рассказывать свою историю,

начав с прибытия Лили с Кариокой. Неужели это было только вчера? На этот раз

Ним меня не перебивал. Время от времени он поглядывал на картину, а потом

снова смотрел на меня. Я рассказала ему о предсказательнице, и о моей

поездке в отель "Пятая авеню" прошлым вечером, и о том, как обнаружила, что

гадалки не существует в природе. Когда я закончила, Ним стоял и о чем-то

думал. Я встала и пошла в гардеробную, выискала там старые кроссовки и жакет

горохового цвета и стала натягивать кроссовки, заправляя низ брюк внутрь.

– Если ты не возражаешь, – задумчиво сказал Ним, – я бы хотел забрать

этот рисунок на несколько дней.

Он снял картину и осторожно ухватил ее за подрамник.

– У тебя сохранилось стихотворение от предсказательницы?

– Где-то здесь, – сказала я, показывая на беспорядок.

– Давай взглянем, – предложил он.

Я вздохнула и стала шарить в гардеробной по карманам. Понадобилось

около десяти минут, но в конце концов я откопала в недрах корзины для

грязного белья салфетку, на которой Ллуэллин записал предсказание.

Ним взял салфетку из моих рук и сунул в карман. Подняв с пола не

высохшую еще картину, он положил свободную руку мне на плечо, и мы пошли к

двери.

– Не волнуйся насчет картины, – сказал он в прихожей. – Я верну ее

через неделю.

– Можешь оставить ее себе, – сказала я. – В пятницу приедут грузчики

паковать мои вещи. Вообще-то сначала я стала вызванивать тебя из-за этого. Я

уезжаю из страны где-то на год или около того. Моя компания отправляет меня

по делам за границу.

– Шайка продажных ублюдков, – проворчал Ним. – Куда они тебя посылают?

– В Алжир, – сказала я, когда мы добрались до двери. Ним замер и

взглянул на меня. Затем он принялся смеяться.

– Детка, дорогая, – сказал он, – ты никогда не перестанешь удивлять

меня. Ты больше часа загружала меня сказками об убийствах, увечьях, тайнах и

заговорах. Забыла только упомянуть о самом главном.

Я не понимала, что его так развеселило.

– Об Алжире? – спросила я. – Как это связано?

– Скажи-ка, – Ним взял меня рукой за подбородок и заставил посмотреть

себе в глаза, – слышала ли ты когда-нибудь о шахматах Монглана?

Проход коня

Рыцарь: Ты играешь в шахматы, верно?

Смерть: Как ты узнал?

Рыцарь: Видел на картинах и слышал в балладах.