– И репортеры, которым вы позвонили, будут так разочарованы, если не

найдут меня здесь, как вы им пообещали. Не так ли, дорогой Джон?

Она сделала большой глоток шампанского, а Германолд слегка порозовел. Я

получила наконец возможность высказаться и ввернула:

– Человек, которого я только что видела наверху, это Фиске?

– В комнате для игры? – обеспокоенно спросил Германолд. – Надеюсь, что

нет. Предполагалось, что он отдыхает перед игрой.

– Кто бы это ни был, он был очень странным, – сказала я. – Он вошел и

заставил рабочих двигать мебель…

– Боже мой! – вскричал Германолд. – Тогда это точно Фиске. Когда я в

последний раз имел с ним дело, он настаивал на том, что если какую-нибудь

шахматную фигуру убирают с доски, то надо убрать из комнаты человека или

кресло. Это восстанавливало его чувство "равновесия и гармонии". Он сказал,

что ненавидит женщин, не выносит, когда они находятся в комнате во время

игры.

Германолд похлопал Лили по руке, но та отдернула ее.

– Возможно, поэтому он просил меня уйти, – сказала я.

– Он просил вас уйти? – спросил Германолд. – Это было излишне, я

поговорю с ним перед игрой, нужно заставить его понять, что он не может

вести себя так, как прежде, когда был звездой. Он не играл на серьезных

турнирах больше пятнадцати лет.

– Пятнадцати? – удивилась я. – Тогда, значит, он отошел от дел в

двенадцать лет. Мужчина, которого я видела наверху, был молодым.

– Правда? – сказал озадаченный Германолд. – Тогда кто бы это мог быть?

– Высокий стройный мужчина, очень бледный. Привлекательный, но

холодный…

– О, это Алекс, – рассмеялся Германолд.

– Алекс?

– Александр Соларин, – сказала Лили. – Ты знаешь, дорогая, это один из

тех, кого ты до смерти хотела увидеть. "Мегатонная бомба"!

– Расскажите о нем побольше, – попросила я.

– Боюсь, что не могу, – признался Германолд. – Я не знал даже, как он

выглядит, до тех пор, пока он не появился и не попытался зарегистрироваться

на турнире. Человек-загадка. Он не встречается с людьми, не разрешает делать

свои фотографии. Мы вынуждены убрать камеры из комнаты, где проходит игра. В

конце концов по моему настоянию он дал пресс-конференцию. Иначе какой смысл

иметь его на турнире, если газеты ничего не напишут?

Лили пристально взглянула на него и издала громкий стон.

– Спасибо за выпивку, Джон, – сказала она, накидывая меха на плечи.

Я поднялась на ноги вместе с ней, и вместе мы прогулялись по залу и

лестнице.

– Я не стала говорить при Германолде, – прошептала я, когда мы

оказались на балконе, – но что касается этого парня, Соларина… здесь

творится что-то странное.

– Я вижу это все время, – сказала Лили. – В мире шахмат попадаются

люди, которые или занозы, или дырки в заднице. Или и то и другое вместе. Я

уверена, этот Соларин не исключение. Они не могут перенести присутствия

женщин на игре…

– Это совсем не то, о чем я толкую, – перебила Я. – Соларин сказал,

чтобы я уходила, не потому, что не переносит женщин. Он сказал, что я в

большой опасности.

Я схватила Лили за руку, и мы остановились у перил. Толпа внизу все

росла.

– Что он тебе наплел? – фыркнула Лили. – Ты что, разыгрываешь меня?

Какая может быть угроза на шахматном матче? Здесь только одна опасность -

заснуть от скуки. Фиске любит поддевать противника язвительными репликами.

– Я говорю, он предупредил меня об опасности, – повторила я, прижав

Лили спиной к стене, чтобы люди могли пройти. Я понизила голос: – Помнишь

предсказательницу, к которой ты отправила нас с Гарри в Новый год?

– О нет! – простонала Лили. – Только не говори мне, что веришь в

потусторонние силы!

Люди начали двигаться вниз и проходили мимо нас в комнату для игры. Мы