К сожалению, во всех группах населения куда скорее находят поддержку мнения, основанные на морали и возмущении, а не позиции, возникшие на основе разумного взвешивания за и против. В большинстве люди не хотят рационального решения проблем со строгим контролем результата. Им хочется хорошо себя чувствовать и стоять на правильной стороне. Эту потребность удовлетворяет политика. А поскольку в нынешних социальных государствах (пока что) нет экзистенциальных, эмоционально будоражащих опасностей вроде войн, эпидемических болезней или голода, политикам и общественным деятелям приходится выдумывать все новые недостатки, чтобы сохранить собственные, хорошо алиментированные позиции как «голосов совести» и якобы ликвидаторов проблем[92]. Отсюда беспрестанное выявление мнимых дискриминаций, мнимой нищеты, мнимого стресса по причине увеличения производительности труда или вообще мнимой антигуманности всей системы. Отсюда и постоянно растущее число «пробелов в справедливости», которые обнаруживаются буквально повсюду. Сложившиеся много десятилетий назад и явно практичные технологии внезапно возводятся в ранг огромных опасностей. Нынешние неравенства людей вызывают прямо-таки негодование; теперь наряду с имущественным и общественным положением «неестественными» считаются еще и различия по признаку пола, этноса и таланта: это, мол, всего-навсего социальные конструкты. С такой моралистской перспективы любое реальное неравенство попросту невыносимо, даже писсуары в мужских туалетах[93].
Порой – большей частью после войны или кризиса – снова возникает здравое противодействие, но этим силам зачастую удается лишь чуть-чуть повернуть колесо вспять, а затем все опять катится в прежнем направлении. Как только накапливается некоторое благосостояние, во властные структуры опять выбирают гуманных перераспределителей. В демократии у политиков просто-напросто нет достаточных стимулов действовать разумно. Ведь они только временные менеджеры от политики, а не собственники, которые, возможно, были бы долгосрочно заинтересованы в стабильности общества[94]. Они получают мандат лишь в ходе необходимо морализирующего состязания за «бо́льшую справедливость». Журналист Роже Кёппель пишет по этому поводу:
Ангела Меркель начала в 2003 году как сторонница рыночно-либеральных реформ. Едва не проиграв выборы из-за своей либеральности, она заметно повернула влево. Даже отменила несколько социальных реформ своего предшественника Шрёдера. Я хорошо помню ужин, когда мы спросили канцлера о ее резких поворотах. Она ответила только: «Если я стану править Германией по рецептам ваших экономических редакций, меня больше не выберут»[95].
Госпожа Меркель совершенно права. Не будешь участвовать в состязании «кто предложит бо́льшую справедливость» – потеряешь политическую власть. Поэтому критерий вознаграждения для демократических избранников не общественная польза, а максимальное негодование избирателей по адресу демократического конкурента, который отстает в борьбе за устранение несправедливостей[96]. Ввиду сказанного консервативные и либеральные партии в демократических системах практически всегда держат оборону, особенно когда выступают за меньшее вмешательство государства. Если они хотят выжить, то в конечном счете не могут не превратиться в партии перераспределения.
Если решает большинство, здравый смысл не выстоит против морали. Отсюда и интеллектуально все более слабый политический персонал: если основной критерий – мораль, нет нужды ни в профессиональном опыте, ни в специальных знаниях. Кроме того, в мирные времена в политике демократических государств не требуется измеримых результатов, достаточно