Вдобавок те, кто принимает решения, не несут никакой ответственности за последствия своих действий. Это утверждение справедливо как для парламентской, так и для прямой демократии. В парламентской демократии у политика, который, принимая губительные решения, не терпит ни малейшего ущерба – ну, разве только будет снят с должности при сохранении полной пенсии, – нет стимула принимать долгосрочно разумные решения. Зато есть большой стимул покупать голоса электората за счет налогоплательщика. Высокие налоги – якобы признак развитой цивилизации. На самом же деле они скорее типичное следствие плохого хозяйствования, каковое неминуемо имеет место, когда действующие лица оперируют деньгами других людей, используют их, чтобы купить популярность и фактически ни перед кем за это не отчитываются. Политики, заявляющие, что они намерены взять на себя ответственность, впадают в самообман. Фактически они намерены принимать решения за чужой счет и в случае неудачи сами не понесут ни малейшего экономического ущерба. Что ни много ни мало означает полный «развод» власти и ответственности. Кстати, по этой причине нигде в мире нет демократически управляемых предприятий. Ни один разумный собственник не станет ставить управление предприятием в зависимость от мнения большинства сотрудников. Но в государстве такое должно функционировать? Американский философ Томас Соуэлл коротко констатирует:
Едва ли можно представить себе более глупый или более опасный способ поисков решений, как отдать командные полномочия в руки людей, которые ничего не платят за свои ошибки[88].
Прямая демократия, конечно, способна выдвинуть противовес власти политиков и партий. Ведь граждане могут решать деловые вопросы и ревизовать постановления политики. Не в пример партиям, им незачем считаться с интересами могущественных группировок. Но проблему развода власти и ответственности прямая демократия не решает. В гражданской жизни дело обстоит так: если вы ограбите других людей, то попадете в тюрьму. Если примете плохое экономическое решение, то потеряете деньги или ваше предприятие обанкротится. В прямой демократии обстоит иначе: вы можете анонимно проголосовать за референдум, который открыто ставит целью экспроприацию определенных сограждан. И вообще, в ходе плебисцита каждый может проголосовать за какую-нибудь глупую идею, которая обойдется другим в миллиарды, в том числе тем, кто голосовал против. И к ответственности никого не привлечешь.
Вдобавок в демократиях, по сути, ни одна сфера жизни не выведена за пределы политического обсуждения, а тем самым является объектом мнения большинства. Жаждая общественного признания, человек в ходе эволюции развил способность на всякий случай выть с волками и по большей части сперва интуитивно ориентируется на якобы господствующее мнение[89]. И только затем подключает разумные аргументы, чтобы достигнуть согласия с прежней своей картиной мира[90]. Это справедливо независимо от ума и образования. В группах и умные люди – те же стадные животные, не менее других падкие до соблазна, как установил еще Гюстав Лебон:
Во всем, что являет собою предмет чувства, – в религии, политике, морали, симпатиях и антипатиях и т. д. – самые превосходные люди редко поднимаются над уровнем обычного индивида… Решения всеобщего интереса, принимаемые собранием выдающихся людей, мало чем лучше решений, какие приняло бы собрание дураков[91].
Вот почему привязка избирательного права к определенному свидетельству об образовании или квалификации проблему не смягчит, а глядишь, еще и усугубит. Ведь люди интеллигентные в силу своей фантазии восприимчивее к идеологиям, которые требуют очковтирательства.