Тут мир ворвался в меня обратно, накрыл звуковой волной, сердце бешено колотилось. Однако сидящие вокруг с любопытством взирали на происходящее.

– Ворон! Тебе помогать? – язвительно поинтересовался Шатун.

– Да, да, – подхватили другие, ехидно улыбаясь. – Ты только скажи, и мы тут же прилетим.

Лежа с вывернутой рукой Ворону очень сложно было сопротивляться, да он и не сопротивлялся – свободной рукой он держался за рукоять ножа на поясе. И тут я понял, что надо как-то выкручивать из этого положения, но просто сдаться было нельзя. Что-то надо придумывать.

– Я тебя научу новому приему, только тебя, а ты… – эх, была не была, – а ты дашь мне бронь, – и сильнее сжал руку на шее.

– Оооо, – удивились, засмеялись зрители. – Вот это заява. Занятно, чем всё повершится?

Но Ворон лишь на половину вытащил нож и не думая сдаваться. Но и мне отступать некуда – позади Москва, как говорится, хотя возможно, что её ещё и не построили.

– Ладно! Ты мне дашь рукавицы, – и сильнее сжал руку. Но Ворон молчал, стиснув рукоять ножа – он явно сдерживался, чтобы его не воткнуть мне куда-нибудь.

– Таких как я в этом мире тебе не сыскать, а я, судя по всему, ещё много знаю приёмчиков и, кроме меня, никто тебя им не научит, а прошу взамен, всего лишь, перчатки… хорошие перчатки, – подумав добавил. – Ну что! Иде… ээ… слово? – с надеждой спросил я. Конечно, я понимал, что вся эта возня бессмысленная – рано или поздно спектакль закончится, и от этого хотелось просто всё бросить и всех послать, а с другой стороны придушить того же Ворона прямо сейчас.

Опять стихло – все ждали решения Ворона, особенно я, потому что если он не согласиться, то порежет меня, ей Богу, порежет.

Перед моим лицом появилась ладонь. Я не сразу понял, что Ворон согласился.

– Слово, – прохрипел он.

Я вцепился в его ладонь, радости не было предела. Мы поднялись, пожали руки за локоть в знак уговора. Руки и ноги тряслись, накатила слабость, и я плюхнулся на бревно – адреналиновый откат, будь он неладен. Всегда после него наступал отходняк. Шатун вовсю лыбился:

– Вот это добрый! – воскликнул он, похлопывая меня по спине.

От его одобрительного похлопывания сдуло с бревна, и я распластался на земле. Раздался хохот, меня что-то подхватило под мышки, поболтало в воздухе и поставило на ноги.

– Ой, просить! – это оказался Шатун.

– О чём? – не понял я.

– Ой, олух, я иметь простить.

– Заканчиваем, – сказал Ворон. – Быть на месте нужно к ночи. Тихомир! Газу!

– Газу! – заорал Тихомир и побежал раздавать приказы.

Послышались команды от других другим, люди задвигались, всё что вынесли с лодок, потащили обратно.

Ворон посмотрел на меня:

– Отдыхай ты, потом покажешь свой… этот…

– Приёмчик, – подсказал я.

– Именно.

– Окей.

Ворон непонимающе уставился на меня.

– Хорошо, хорошо, – блин, если они все прикидываются, то очень, очень недурно. Голливуд отдыхает.

– Добре, – кивнул он и пошёл к ладьям.

Погрузка весьма споро закончилась, и мы отчалили. Поскольку я был предоставлен самому себе, то решил устроиться на носу и продолжить наблюдение за проплывающими мимо пейзажем и кораблями, на предмет выискивания каких-нибудь нестыковок в этом, донельзя похожим на древний, мире. Там уже сидел и Лука, напяливший на себя всю одежку, которую мы собой захватили. Я решил тоже утеплиться – солнце садилось, да и от реки тянуло холодком. Лето выдалось хмурым, вода не прогрелась.

– Слушай, дед, а что это за река?

– Хыть, ясень пень – Днепр, – буркнул Лука.

– А ты чего такой, дед? – поинтересовался я.

– Печаль обуевает меня, – уж больно как-то жалостливо ответил дедок.

– Что-то случилось? – подозреваю, что Лука что-то задумал.