…Звонок в дверь ворот. Спросил по переговорному устройству, кого принесло в субботний полдень, оказалось, заместителя военного комиссара подполковника Тимофеева. Ну, с ним-то все понятно, не знает, куда себя деть в выходной. Он и со службы уходит последним, спешить ему некуда. Жил Сергей Вячеславович один в съемной квартире где-то на Комовских улицах, и частенько засиживался на рабочем месте, а то и вовсе оставался там на ночевку. Выйдет в город где-нибудь перехватить съестного и назад, к своему компьютеру. Его семья жила в Александрове, Владимирской губернии и жила там все шесть или семь лет, пока он служил в нашем военкомате. Что было тому причиной я не знал, а может и знал, да забыл. Да и неважно это. Человек он был неплохой, без особых заскоков, довольно прост в общении и не дурак выпить. Иногда (нечасто) на него нападало служебное рвение, тогда он вспоминал, что является заместителем военного комиссара. Пару-тройку дней он грузил военкомат мобилизационными задачами, злился, что никто в восторг от этого не приходит, потом ему надоедало, и он снова забивался в свой кабинет.

Я надел ремень с кобурой и пошел открывать.

– Ты пуховую ферму тут открыл? – спросил он, когда мы по птичьим перьям шли в дежурку.

– Диверсия бабки Поли, – ответил я.

Я довел ему утреннюю сводку боевых действий с бабкой Полиной и рассказал о своем контрударе.

Он пожал плечами.

– В последний раз, когда я дежурил, она вызвала на наш адрес одновременно саперов и пожарку. Я час от них отбивался, доказывая, что у нас ничего не взрывалось и не горит, – рассказал Сергей Вячеславович.

Посмеялись.

– Перья в почтовый ящик – это ты зря, – заметил Тимофеев, – это тоже мелкое хулиганство. Лучше бы вызвал милицию.

– Ты же знаешь, что они ее боятся больше, чем бандита Япончика, – возразил я, – помнишь, что они сказали, когда мы их вызывали в последний раз? Когда она захватила Марчака в заложники в его кабинете и требовала возврата к социализму? Не помнишь? Они ответили, дайте ей все что она просит, только не бесите. Хорошо уборщица Пшеничнова тогда зашла к нему мыть полы и вдвоем они с помощью швабры от бабы Поли отбились.

– Помню, – буркнул Тимофеев, – ладно, воюй тут дальше, я пойду займусь мирным трудом.

Он взял тубус с ключами от мобилизационного кабинета и пошел по лестнице на второй этаж…

…Утром 3 июня я до совещания зашел к военному комиссару полковнику Марчаку и доложил ему о найденном поисковиками медальоне.

– Ты главное мне отправку контрактников не сорви, – сказал комиссар, – а родных через 55 лет найти почти невозможно, если они, конечно, каким-то чудом не живут там же, где жили до войны. Проверь по книге призванных по мобилизации…

Мы обсудили с ним указ президента Ельцина о комплектовании армии на профессиональной основе с весны 2000 года и отмене с этого срока призыва на военную службу, причем комиссар твердо стоял на позиции, что этот указ не будет реализован не то что в 2000 году, но в обозримом будущем тоже. Правда он оговорился, что дальше, чем на 10 лет вперед, он обозреть не может.

Я вернулся в свое 4-е отделение и вызвал Ирину Дмитриевну Гаврилову. Я обозреватель похуже военкома и в моем обозримом будущем, которое у меня никогда не простиралось далее суток, была куча дел, к которым теперь добавился еще и розыск родственников погибшего воина.

Рассказал Ирине Дмитриевне про медальон бойца. Она не обрадовалась, но спустя два часа пришла, держа, как градусник под мышкой толстую тетрадь.

– Малыхин и Малыгин в книге есть, но один Иван, другой Петр. Малыхин погиб в 41-м под Москвой, извещение вручено жене, по Малыгину отметок нет.