Водитель рыжей таксы Николай Тамм

Редактор Марина Тюлькина

Корректор Ирина Суздалева

Иллюстратор Марина Шатуленко

Дизайнер обложки Софья Мироедова

© Николай Тамм, 2025

© Марина Шатуленко, иллюстрации, 2025

© Софья Мироедова, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-7420-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

⠀

Старые джинсы, потертый свитер, куртка второго срока носки. Сапоги, которые не жалко. В правый карман штанов – ключи. В левый засовываю мобильник. В карман куртки – моток полиэтиленовых пакетов. В другой карман помещаются погрызенный мячик и пакет с малой толикой сухого корма. Идешь с собакой на час – собирайся на три.

Снизу топоток и цокот когтей. Нам скучно и не терпится, ага. Нужен шарф или нет? Середина апреля, уже тепло. Лена в отъезде и про шарф не напомнит. Обойдусь без него и без шапки. Вроде все. Первая ритуальная фраза перед выходом:

– Мы готовы?

Карие глаза ожидающе моргают. Мокрый черный нос воодушевленно шевелится, усы деловито топорщатся. Ну еще бы не готова!

Лизка шляется по оставленным в прихожей жениным сапогам. Темно-рыжая такса почти сливается с полумраком. Когда спина или бок попадают в солнечный свет из комнаты, шерсть вспыхивает золотом.

Снимаю с вешалки рулетку, застегиваю ошейник. Жесткий хвост бешено лупит по сторонам. Машинально касаюсь Ленкиного пальто. От него веет элегантным парфюмом. Один из талантов жены – идеально подбирать ароматы. Лены нет всего третий день, а мне так одиноко, будто мы уже месяц, как расстались. Завтра будет казаться, что не виделись пару лет.

Такса мотает головой, громко фыркает и шлепает ушами. Произношу вторую ритуальную фразу:

– Мы идем!

Отпираю дверь, и меня выносит за порог персональный рыжий ураган. Несмотря на четырехлетний возраст, Лизавета так и не усвоила, что дверь в Нору-квартиру нужно запирать. Она уже скачет по ступеням, а я одной рукой пытаюсь сдержать ее порыв, а другой валандаюсь с ключами. Ладно, верхний замок закрыт, ключи в кармане, и нужно спешить вниз, пока собака не удавилась на поводке.

Спуск с третьего этажа занимает двадцать секунд, за которые Лизка успевает сделать много важных дел. Нет, не тех, которых опасаются консервативные жители, – в этом отношении рыжая такса исключительно щепетильна и в подъезде ничего предосудительного себе не позволит. Зато она кружит около дверей любимой соседки и дерзко облаивает жилище враждебного шпица со второго этажа. На кураже Лизка подлетает к металлической нижней двери и исполняет народный танец всех такс «Попой верчу, на улицу хочу». Нащупываю кнопку и с натугой отжимаю могучий доводчик. Солнце, воздух, весна!

Пулей вылетев из подъезда, собака несется, не разбирая дороги от восторга. Разворачиваю ее влево рулеткой, поводок со свистом чертит по бамперу припаркованной у подъезда машины. Лизка яростно лает на все, что движется, без разбору. В ней бурлит смесь ярости, охотничьего азарта и веселья. Такса в расцвете сил, и этим все сказано.

Удерживаю Лизавету перед курьером на самокате. Ему достается полный заряд возмущения непредвиденной задержкой. Галопом через дорогу, прыжком через бордюр – и мы в городском сквере. Снега уже почти нет, так, почерневшие островки посреди пожухлой листвы. Поскольку я сегодня первый раз в этом году не стал надевать таксе комбинезон, пузо будет ну очень грязным.

Поправка. Грязной будет вся собака. Первое, что делает Лизка в сквере, – валится спиной в снег, катается и дрыгает лапами. И только потом принимается за неотложные дела.

– Пойдем, пойдем!

Запахи. Свои, знакомые. Мы пока в Норе. Живой запах, лучший из лучших, Большой-Самый-Свой. Он шуршит неживыми запахами. Высоко проплывает вкусный запах. Хочу есть. Хочу писать и какать.

Натыкаюсь на неживые запахи. Ощупываю усами, и они обретают формы. Один принадлежит Большой-Своей. Где Она? Скучаю.

Большой-Самый-Свой касается моей головы. Замираю. Прикосновение Его Власти. Власть охватывает горло, я опускаю голову, но тут же задираю хвост. Носить Его Власть – большая честь.

Первая преграда исчезает по Его воле, и мне открывается выход из Норы. Вперед, вперед, вперед! Власть не дает мне одним прыжком промчаться донизу. Запах Почти-Своей за преградой. Люблю. Запах врага. Убью! Потом. Вперед!

Вторая преграда. Скорей, Большой-Самый-Свой, убери ее! Солнце, воздух, весна!

Запахи бросаются на меня, и я бегу им навстречу. Весело! Почуять, найти, схватить! Мои мускулы тверды, лапы быстры. Враг, где ты? Мы идем! Наша Стая сильнее всех, нас ведет Большой-Самый-Свой. Он может все. Его Власть тянет меня в сторону, хотя Он далеко сзади. Кто бы еще так смог?

Движение справа, противный дребезг. Это один из Больших. Я, как и положено, уважаю Больших, но бывают исключения. Например, когда чужой Большой перерезает путь мне и, главное, Большому-Самому-Своему. И уж тем более, когда он делает это быстро и издает неправильные звуки. Дай дорогу, не то убью!

Власть перехватывает дыхание. Большой-Самый-Свой не любит, когда я непочтительна к Его собратьям. Через мгновение Власть ослабевает и можно мчаться дальше. Пересекаю открытое место, по которому часто пробегают металлические запахи, прыжок, еще один, и мы на большой поляне, где встречаются разные стаи.

О, белый холодный запах! Его с каждым днем все меньше. Жаль. Падаю спиной и наслаждаюсь ледяным колючим почесыванием. Вскакиваю, встряхиваюсь и проверяю, держится ли холодный запах на шерсти. Вроде есть, но слабоват, больше мокрый, чем холодный. Ладно, сойдет, это все баловство. Пора заняться важными делами.

Больше не хочу писать и какать. Хорошо. Можно как следует поразнюхать.

– Ты только посмотри, – прибавила она, – до чего глупы теперь все романы;

я уверена, что и ты мог бы написать роман.

Джером К. Джером

Эта книга про людей и собак. Зачем она написана? Чтобы помочь понять собаку. Для чего понимать собаку? Чтобы уверенно и безопасно пройти с ней весь ее недлинный путь, особенно если этот путь проложен по враждебному для четвероногих мегаполису.

Давным-давно… ученые будут до бесконечности спорить, когда и где состоялась эта встреча. Лизка считает, что дело было на поляне в самой середине Заповедного леса, ей ли не знать? Старая опытная волчица долгие месяцы вела маленькую стаю по следам племени первобытных людей. Тем летом было мало добычи и люди с их длинными кремневыми копьями и каменными топорами выбивали ее подчистую. Волкам приходилось подбирать за Властелинами Огня немногое, остававшееся у затоптанных кострищ на брошенных стоянках, но и это было лучше, чем ловить мышей и лягушек. Осенью стало совсем худо – дожди зарядили рано и лили без перерыва.

Однажды сырой октябрьской ночью волчица заметила на поляне маленький костер, а рядом одинокого Большого. От него пахло усталостью и болезнью, может, по этой причине он и отстал от своих. Или свои сами оставили его, снабдив огнем и едой на первое время. Волчица не рискнула бы натравить стаю на все племя, но один ослабевший человек совсем другое дело. Младшие волки разошлись напряженным полукругом, а старуха, прихрамывая, зашла Большому со спины.

Когда сидящий обернулся, было уже слишком поздно хвататься за копье. Поэтому Большой к нему даже не потянулся, не коснулся он и обсидианового ножа за поясом. Человек молча смотрел на зверя, а зверь на него. За месяцы преследования Мать стаи перестала воспринимать людей как врагов или добычу, скорее, они были источником еды. Ей не хотелось драться, особенно сейчас, когда кости ныли от сырости, а в мускулах давно не было прежней силы. Если бы Большой не обернулся, она еще могла напасть. Если бы он сделал резкое движение или издал боевой клич, волчица предпочла отступить. Но человек все молчал и смотрел. А потом очень медленно протянул руку.

Воистину тот неведомый охотник, древний Отец всех собачников, обладал незаурядным мужеством, раз приблизил руку к страшным клыкам. Но и Мать-волчица не уступала в храбрости, если коснулась носом руки, пропахшей гарью и смертоносным оружием. В этот миг был заключен Договор, предопределивший наше и собачье будущее. От Отца-охотника и Матери-волчицы началась наша общая с Лизаветой стая. Кстати, Лизка, в Договоре не было ничего про то, что ты можешь спать на кровати. Это получилось как-то само собой.

Через несколько дней погода улучшилась, и повеселевший человек догнал свое племя, но уже не один. За ним след в след настороженно шла волчица, а поодаль бежали младшие волки, еще не привыкшие к новому положению дел. Не знаю, как племя встретило первого собачника, но это и не важно. Важно, что теперь каждый раз, опустив руку, мы встречаем подставленную для ласки мохнатую холку.

Прошли десятки тысяч лет, человек изменился до неузнаваемости, а собака по своей сути осталась почти тем же волком. Она полетела в космос раньше человека, но для нее вокруг всегда опасный лес, где спасение в бдительности, острых клыках и мудрости вожака. Я набираю этот текст на компьютере, а под столом сладко посапывает жительница каменного века. В прошлом было написано много романов про прекрасную дикарку, влюбившуюся в белого человека. Так вот, Лизка и есть та самая дикарка. Она убеждена, что живет не в квартире, а в норе. Не в семья, а в стае. Рядом с ней не «мама» и «папа», а члены стаи с разным статусом и, соответственно, с разными правами и обязанностями. Мы не гуляем, а ходим на охоту и патрулируем закрепленную за стаей территорию. Вокруг нас не просто люди с собаками, а другие стаи. Мы шагаем не по скверу и дворам, а по полянам и тропам. Для таксы вокруг прежде всего запахи, а не предметы. Такие качества вещей, как твердость, влажность или температура, не говоря уже о цвете, интересуют собаку во вторую очередь. Поэтому, если я по ходу повествования даю слово Лизавете, она пользуется не нашими, а своими понятиями.