– И кого же? – спрашиваю, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Он поднимает глаза, словно только что вспомнил, что я тут, и, говорит, с трудом скрывая внутреннее беспокойство:

– Не нервничай, просто послушай. Решение будешь принимать ты.

Конечно, это легко сказать! Сам-то он едва сдерживает волнение. Эта гнетущая атмосфера давила на меня сильнее, с каждым его словом. Да я бы сейчас лучше занималась вскрытием лягушек или переписывала теоретически заметки по анатомии, чем сидеть здесь и ждать продолжения разговора, который явно не сулит ничего хорошего.

– Лиам Аллистер просит твоей руки.

Эти слова повисли в воздухе, будто они – неизбежность, от которой уже нельзя было уклониться.

Глава 2.

Слова папы эхом отдавались в моей голове. Грудь сдавило так, что я едва могла дышать, воздух в комнате стал казаться слишком тяжелым. Я не могу подобрать слов, чтобы описать состояние шока, в котором сейчас нахожусь. Вокруг меня всё кажется размытым и нереальным, словно я нахожусь в каком-то кошмаре, из которого невозможно проснуться.

– Ты о ком? – мой голос был почти не слышен, срывался на шепот.

Надеюсь, это не тот человек, о котором я думаю. Лучше уточнить. Возможно, я не так расслышала и он говорит о каком-то другом человеке, однофамильце. Или это просто нелепая ошибка…Розыгрыш, на крайний случай.

– Лиам Аллистер, – он произносит это имя спокойно, – Он присутствовал на последнем благотворительном вечере. Даже пожертвовал круглую сумму.

Не понимаю, зачем это нужно было сейчас упоминать, но по папе было видно, насколько самому ему был неприятен этот разговор. Он не смотрел на меня. Сосредоточился на безделушках, расставленных на полке – маленьких фигурках, привезенных им из разных стран.

Мне и не нужно было это. Единственное, что я сейчас хотела – объяснение.

– Ты говоришь о том женатом мужчине, который годится мне в отцы? – мой голос задрожал, – Папа, у него есть ребенок!

Я не могла поверить, что мы вообще это обсуждаем. Только чувствовала, что паника тугим узлом начала закручиваться внутри меня. Я, как оказалось, боялась таких тем, как огня. И страх этот был всепоглощающим.

В голове промелькнула дикая мысль: а в каком именно статусе он просил моей руки у отца? Хочет, чтобы я была его любовницей? А что? Такому человеку как он, просить об этом не страшно. Меня передернуло от отвращения. Он не смеет даже находиться со мной в одном помещении, не говоря о чем-то большем. Я ни за что не позволю этому случиться.

Какого черта я должна связывать свою жизнь с человеком, биография которого – кровавый список преступлений? С человеком, который живет так, что любая ошибка может стоить ему жизни? Или как у них это обычно бывает?

Я уже собиралась высказать все это вслух, но папа перебил меня:

– Перестань говорить чушь. Он старше тебя всего на четырнадцать лет. Это куда лучше, чем какой-нибудь сопляк, у которого нет своих мозгов.

Его голос стал резче. Он не просто пытался убедить меня, он начинал злиться. А когда папа злился, он становился еще больше непреклонным, чем обычно. Вот оно веселье. Начинается.

– Ты серьёзно? – я почти рассмеялась, но в этом смехе не было радости, только горькая злость, – О каких мозгах идёт речь, если он всего добился благодаря жестокости и убийствам?

Я почувствовала, как мои пальцы вцепились в ткань юбки, сжимая её с такой силой, что побелели костяшки.

– И да, у него есть ре-бе-нок! – отчеканила я, проговаривая каждую букву, словно боялась, что папа меня просто не услышит.

Но он слышал. И, судя по его выражению лица, это не имело ровным счётом никакого значения.

В нашей семье уважение к мужчинам было не просто нормой – это считалось неотъемлемой частью воспитания. Меня с детства учили, что последнее слово всегда остаётся за мужчиной, ведь именно они принимают решения, ведут дела и управляют семьёй.