Церемония вовсе не такая, какой планировалась нашими родственниками. Меня не вводят в зал под музыку и благословения. Рядом нет семьи. Я даже пальто не снимаю. Регистратор просто просит нас присесть и, не зачитывая слова напутствия, протягивает документ для подписи.

Я растерянно смотрю на Валентина Борисовича. Разве так женятся? А как же озвучивание согласия? Хотя я его уже дала.

Он берет со стола ручку и подает мне.

— Если ты передумала, Майя, только скажи — и я отвезу тебя к родителям.

Эти слова трещат в моей голове электрическим раскатом. По необъяснимой мне причине я верю ему. Он и правда примет мой отказ. Даже сейчас. И я вдруг ясно понимаю, какая жизнь меня ждет здесь. Ежедневная готовка, уборка, стирка ради нелюбимого мужа, который взамен будет более-менее сносно кормить и одевать меня. В остальном же, меня ждут требования — жесткие, бескомпромиссные. Я буду рожать и растить его детей, и лет через пятнадцать превращусь в старуху — невзрачную, несчастную старуху. Никто уже не вспомнит, какой милой девушкой я была. Но все будут качать головой, размусоливая сплетни, как заслуженно я упустила свое счастье с Дамиром.

— Нет, — произношу негромко, беря ручку, — я не передумала.

Ставлю подпись и подвигаю документ Валентину Борисовичу. Он тоже расписывается, а потом мне выдают свидетельство о заключении брака. Я даже не заглядываю в него. Встаю из-за стола и сую своему мужу.

— Ты жена, Майя, — улыбается он. — И этот документ должен храниться у тебя.

От удивления округляю глаза. У нас при таких браках свидетельство хранится у мужа, чтобы жена от горя часом на развод не подала или не сбежала.

Молча убираю документ в сумку и плетусь за Валентином Борисовичем. Уже на выходе из здания лицом к лицу сталкиваюсь с Дамиром. Замираю на месте, в шаге от него. Глазам не верю, что он держит за руку Деши — мою троюродную сестру, открыто влюбленную в него всю сознательную жизнь!

Она нарочно демонстрирует мне их паспорта и коварно улыбается, не скрывая своего превосходства. Бесстыжая! Представляю, каких гадостей она напела Дамиру обо мне, если уже сегодня он идет подавать заявление в ЗАГС. С ней!

— Проходи, Дамир, — подталкивает она его, но вмешивается Валентин Борисович.

— Вообще-то мы выходим! Или правила этикета для вас темный лес, гражданочка?

Лицо Деши идет пятнами от злости и обиды. Для нее унизительны такие замечания, а любимый жених, вместо того чтобы вступиться, делает шаг в сторону и оттаскивает ее, выпуская нас из здания.

Опустив ресницы, прохожу мимо него, тайком вдыхаю запах его парфюма и едва сдерживаю слезы. В груди ноет от желания броситься ему в ноги и умолять простить, позволить мне объясниться. Но уже поздно. Нельзя. Я — чужая жена.

Чувствую, как он провожает меня взглядом, но не оборачиваюсь. Только дойдя до машины, смотрю на закрывающуюся за его спиной дверь. Он все-таки пошел подавать заявление. Он возьмет Деши в жены и всю жизнь будет одаривать ее своими ласками.

— Не думай о них, Майя, — говорит мне Валентин Борисович. — Я уверен, ты будешь намного счастливей них. Вот увидишь, все у тебя будет хорошо.

Я не гляжу на него. Это как-то неправильно — обсуждать с мужем своего бывшего жениха. Не имеет значения, по любви наш союз или по расчету. Если я буду откровенно зацикливаться на Дамире и изливать душу Валентину Борисовичу, я разбалуюсь и перестану проявлять к нему элементарное уважение. Муж — это не жилетка для нытья. Он — опора семьи, чей статус тверд, когда рядом ценящая его женщина.

— Валентин Борисович, видит Всевышний, как я благодарна вам. Вы уже сделали для меня больше, чем я заслуживаю. Я и так чувствую себя обязанной. Не надо внушать мне, что я достойна лучшего. Вы же даже не знаете, какой грех я совершила.