– Держи, переоденься, – через какое-то время, выслушав мой скудный рассказ, Евгения Семёновна приносит мне из своей подсобки свёрток с невзрачной одеждой. Какая-то выцветшая блузка с оборками и длинная юбка в пол. – Чуть большевато будут, но лучше, чем…

– Спасибо, – соглашаюсь с ней.

А что мне ещё остаётся делать? Лучше я переоденусь и пойду на остатки уроков, чем покажу всем этим негодяям, что они смогли сломать меня. А маме все вечером расскажу. Или нет, схожу на выходных в магазин стройматериалов и потрачу свои карманные деньги на, так сказать, обмеление своей "репутации". Ни к чему маме знать обо всем, что творится в школе.

О том, кто выступал зачинщиком не смешной шутки надо мной, стараюсь не думать. Очень стараюсь, правда!

Но то ли косые взгляды одноклассников сбивают мой настрой, то ли их же спешки в спину. А может один явственный довольный воскрик Василькова, который на весь класс на большой перемене заявил, что сделал мою фотку и уже отчитался перед Костровым.

Это похоже на бред. Зачем бы Марку снова пускать в ход издевательства? Тем более такие? Впрочем, пусть раньше он и не опускался до таких низостей, предпочитая скорее словесный, безобидный буллинг, что ему мешает перейти на новый уровень?

Ведь он изменился, я точно это заметила ещё вчера. Вдруг, все же в худшую сторону?

7. 7. Катя

Я старательно гоню от себя эти мысли, но они все равно возвращаются, нависая словно маленькая грозовая тучка над головой. И, пожалуй, это мешает сосредоточиться куда больше, чем насмешки одноклассников. Как итог: к концу учебного дня я могу похвастаться целой колонной троек в журнале.

Марка я встречаю уже после последнего урока. Он стоит у школы, разговаривая на повышенных тонах с каким-то седовласым мужчиной в костюме. Костров в целом никогда не проявлял уважения к старшему поколению, но сейчас, видимо на фоне произошедшей катастрофы, мое лицо буквально само кривится при взгляде на это зрелище.

"Беспардонный негодяй. Ещё и обманщик", – зло думая, собираясь сделать вид, что не заметила его и пройти мимо.

Одна стоит мне приблизиться к этой парочке, ведь обходного пути просто не существует, как ссора вдруг мгновенно утихает. И я слышу смешок. Явственный и четкий. Точно принадлежащий Кострову.

– Это не смешно, – на автомате сбавляя шаг, раздраженно шиплю через плечо и тут же отворачиваюсь.

Да, я выгляжу не лучшим образом. Но к этому свои загребущие лапки приложил?

– А кто смеялся? – как будто бы даже изумляется Марк и тут же продолжает диалог, но уже не со мной: – Пап, мы все обсудили. Я сказал тебе свое решение. Нет, значит нет.

Я не дослушиваю, стремительно иду вдоль аллеи к воротам. Туда, где должна по идее ждать машина мамы. Я не рада тому, что она сегодня решила проявить заботу и заехать за мной, ведь знаю, что получу очередной упрек за свой внешний, позорящий ее репутацию, вид.

– Выглядишь стрёмно, – звук голоса Марка, такого звонкого и жизнерадостного, бьёт по перепонкам. – Кто это тебя так?

– Тебе ли не знать, – бросаю коротко в ответ, не сбавляя шага.

И чего привязался ко мне? Вновь хочет поглумиться? Насладиться воочию тем, как подействовала на меня его очередная авантюра?

– Окей, кажется, ты серьезно убеждена, что причиной всех твоих бед являюсь я, – кажется с некой долей обиды заявляет Костров, а я замираю как вкопанная, не дойдя до ворот каких-то пару метров.

Сердце начинает заходиться в бешеном ритме, словно вместо органа у меня там белка, бесконечно бегающая по колесу. И причина далеко не в Марке, не в его очередных лживых фразочках. О, нет.

Просто вместо маминой машины я вижу автомобиль Кости. И самого его, стоящего у школьных ворот в угрожающей позе. Сложив руки на груди, Костя недовольным взглядом сканирует наш вражеский дует.