– Откуда я знаю? Ай, ну с виду так, немочь… бледная немочь! Да, шикса, а что? А что ты еще тут найдешь? Хорошо тебе там, а как мне здесь? – бабушка говорила громко, перекрывая гул телевизора и бульканье белья в выварке. – Приезжай! А, приезжай! И не надо меня пугать и давить на мою совесть! Ты его бросила на мне, а что хочешь сейчас? Вот, и жени его там! Забери, забери! Сделай мне больно и ему невыездным! Вот … – Яша слушал, поправлял очки и отпаривал джинсовый шов ткани, лежащей на сложенном вчетверо детском одеяльце. Такие разговоры случались раз в неделю – мама длинно перечисляла, что отправила в посылке, спрашивала, когда он уже поумнеет, на какие курсы пойдет, и чтобы телефон репетитора дал лично ей, и она будет знать, на что он тратит деньги, которые здесь, в Израиле, она, между прочим, зарабатывает, а не гребёт лопатою, как Яша в Москве… С бабушкой мама говорила про болезни и про Магду, заранее ненавидя её. Яша думать не хотел ни про институт, ни про бабушку, ни про маму – он весь был занят одной Магдой. Магда сказала то, Магда сказала это, мы вчера с Магдой, а завтра мы с Магдой… Хуже всех было Зине. Яша, пристегнутый к ней, казалось бы, навечно, спускаемый с поводка ею самой – пусть побегает! её Яша, перекусив поводок, убежал. В Магде Зина сразу почуяла не просто соперницу, а свою погибель, Магда просто перечеркнула Зину, перешагнула через неё и пошла дальше, а сзади побежал Яша. Неся в зубах перекушенный поводок. Если бы Яша поговорил с Зиной, повинился, раскаялся, дал бы Зине хотя бы одну минуту почувствовать прежнюю власть над ним! Но нет. Яша, завязывая узелки на принесенной Зиной в покраску майке, со смехом рассказывал, как Магда заткнула за ремешок милицейской фуражки сорванную с клумбы маргаритку, как Магда сделала занавески, оттрафаретив фото Брежнева у микрофона и повесила их дома, как Магда выпила на спор с ним 6 кружек пива в «Пльзене». Магда была в каждом слове, в каждом жесте, и Зина понимала, что, даже если она эту Магду отравит, задушит или пристрелит – её, Зинин, Яша – никогда не забудет эту… тут Зина, краснея даже мысленно, употребляя такие слова, произнести которые язык не повернулся бы. А Магда даже не давала себе труда узнать, кто это такая – Зина? Для Магды существовала только одна женщина – она сама. А Яша, выпрашивая у Зины денег – бабушка наотрез отказалась его кредитовать, говорил, пьяный от счастья, что вот, весной они с Магдой поедут на КСП, в Шатуру, хочешь с нами, а летом мы хотим автостопом в Коктебель, хочешь с нами? не понимая, что каждой фразой просто – убивал верную, любящую Зинку-Карасиху.

Эйфория все длилась, они были вместе почти год, и время странно вело себя – то растягивалось, то сжималось. Яша не замечал ничего вокруг. Правда, денег стало катастрофически не хватать. Яша еще не подошел к осознанию того, что без денег даже при социализме не прожить, и наивно думал, что деньги сами по себе появятся. Были же они, когда Яша кроил и шил свои знаменитые джинсы, которые сейчас просто улетали в курортных Сочи и Геленджике, в строгом и розовом от туфа Ереване, в солнечном Тбилиси и в Прибалтийской вежливой Паланге. У Магды деньги были всегда. Крупные, мелкие, шуршащими бумажками, звенящей россыпью – были. Откуда-то приходили к ней импортные тряпки, диски, билеты в театр, абонементы на кинофестивали. Сначала Яша пользовался этим, не задумываясь, ну – есть, и есть, а потом, когда сам начал стрелять пятачки на метро, задумался. Спросить Магду об этом прямо было просто невозможно, Яша боялся её оскорбить вопросом, но время шло, и никакие хохмочки, вроде «финансовая пропасть самая глубокая, потому, что в нее можно падать всю жизнь», уже не спасали. И, вот, как-то в баре ресторана «Ядран» у Яши не нашлось денег, чтобы расплатиться, и ситуация грозила перерасти в скандал, но кто-то из компании, приобняв прохладные даже в дискотечном жаре Магдины плечи, вложил деньги в карман Яшиной куртки со словами, – старичок, ты б насчет бабок подумал, Магда у нас девушка дорогая, но кормить тебя никто не будет… Всю дорогу до «Молодежной» Яша молчал, смотрел на мелькающие за окном такси огоньки, и нехорошие мысли ворочались в его голове. На кухоньке, среди постеров с рок-группами и Магдиных плакатиков в духе «Make love, not war!» и произошел неприятный разговор.