И развод, и раздел, и разъезд – дела куда как более хлопотные, чем съезд, женитьба или начало совместного дела. Да не просто хлопотные, но обидные, неприятные, сопряженные с какими-то давними счетами и долгами, недомолвками, ущемленным самолюбием. Так и тут – как ни старался Борис, а все-таки раздел грозил обернуться, если уж не судами – какие суды в конце 90-х, но чуть ли не привлечением криминальных личностей. Впрочем, Яша, как обычно, оставался вне этого, не спрашивая, подмахивал какие-то бумаги, абсолютно доверяя Борису. Снова вынырнул Кемаль, теперь уж не из Турции, а из Арабских Эмиратов, и аргументы у Кемаля были весьма и весьма весомые, и Борис пошел на попятный, и все вышло даже хуже, чем он сам ожидал. Больше всего было жалко закройщиц экстра-класса, которых набирали по всему распавшемуся Союзу, обеспечивали жильем, некоторых перевозили вместе с семьями. Зина оказалась еще и мастером по подбору кадров – коллектив, работавший в мастерских, был одной семьей, все жили одним делом, а Зину просто – боготворили. Теперь же к руководству мастерскими приходили чужие люди, для которых это было только бизнесом, и Борис понял, что все продержится недолго, распадется на маленькие фирмочки, а потом и вовсе – исчезнет. Яша же, задумав коллекцию детской одежды, увлекся, снова засел в своей мастерской на Татарской, и очень скоро на его эскизных листах появились девочки-лилии. Смешные плюшевые костюмчики, всей цветовой гаммы, от бледных до ярких, украшенные аппликациями, были готовы для показа. Яша придумал целый гардероб для девочки, с нарядными платьицами, сарафанчиками, юбочками, штанишками, пижамками – и все это прекрасно сочеталось в ансамбле, и можно было подобрать коллекцию так, чтобы твоя собственная девочка выглядела абсолютно неповторимой. Дело было за малым – за материалом, фурнитурой и за заказчиком. Борис коллекцией не заинтересовался, и вообще был озабочен больше обычного. А что с Зиной, – Яша спрашивал об этом Бориса каждый раз, когда тот прилетал в Москву. – Это уже не смешно, я им пытался нанять няню, но они и слышать не хотят! Ты бы Зине объяснил? Борис помолчал, а потом сказал с неожиданной злостью, – я ничего ей не могу объяснить. Зине твоей. И моей жене, кстати, да. Видишь ли, в чем дело, Яша? В чем? – глупо спросил Яша, перебирая трикотажные лоскутки, – в чем дело? Наша Зина влюбилась. И это серьезнее, чем я думал.

– Влюбилась-влюбилась, – пробормотал Яша, и ойкнул – уколол палец булавкой. Слизал выступившую капельку крови. Помолчал, – Зинаида? В кого она влюбилась? В Шарля Азнавура? В Миттерана? Кто у вас там во Франции еще есть?

– Я понимаю, тебе смешно, – Борис откинулся на спинку кресла, – дальше будет еще смешнее. Он латинос. Перуанец. Революционер! Твою мать… красавчик. Маоист. Кокаинист. «Сендеро Луминосо», слышал?

– Понятия не имею, – Яша покачал головой и понял, что страшно испугался. – Но? Зина? Откуда же в Париже маоисты?

– Старичок, в Париже есть все. Как в Греции. А в Перу они собираются свергать президента…

– Кто? Зина?

– И Зина, похоже, тоже. С Мануэлем, разумеется. Думаю, пока мы сейчас с тобой разговариваем, она строчит пилотки. Или плащ-палатки? Короче, все деньги, которые у нее были, она отдала на благо революции в Перу. Закрой рот, Яша. Я с таким ртом проходил три месяца! Закрой!

– Я не могу ничего понять! Зачем ей какой-то революционер, да еще латиноамериканский? Она же была с тобой в Париже! Вы же не общались черт знает с кем?

– Старичок Яша! Перевороты поддерживают и спонсируют люди весьма влиятельные и богатые! Я даже не помню, откуда этот мачо появился, я смотрел совсем в другую сторону!