– Ты. Привыкай!

Валерий Викторович, хоть и солдафон, оказался человеком чутким, и несостоявшегося зятя своего не только раскусил, но и вразумил, и направил в нужное русло – как речку, что вышла в половодье из берегов и уклонилась от заданного курса. В тот, первый день, Яша, унимая дрожь в руках, держал дочку и кормил её из бутылочки, моля Бога об одном – только бы не уронить! Пеленание вызвало у него тошноту, но в ту пору памперсы только-только появлялись, и пришлось стирать пеленки. Валерий Викторович волевым движением подбородка отослал жену «по магазинам», и сам руководил Яшей. Вечернее купание понравилось Яше гораздо больше, и он даже пару раз сжал тельце резиновой уточки, выдавив из него звук, который был знаком и ему самому – в раннем детстве. Лиля смотрела на Яшу без страха и совершенно серьезно. Яша даже смутился, и спросил Валерия Викторовича:

– Чего это она, а?

– Как же, – невозмутимый Зинин отец готовил присыпку и полотенца, – папашу увидела. Взвешивает.

– В смысле?

– Подходишь ты ей, или нет…

Несомненным достоинством Яши было то, что он был воспитан послушным мальчиком. Повиноваться старшим в их семье было заведено бабушкой, и Яша как-то легко перешёл под командование Валерия Викторовича. На просьбу достать дефицитного детского питания Яша откликнулся с жаром, намек на одежду, игрушки, коляску – понял, а с деньгами вызвался помогать сам. Впрочем, Карасики не нуждались ни в чем, но это был тонкий ход со стороны Зининого отца. Пусть включается, – говорил он Зининой матери, – сначала материальное снабжение, учения, потом и к боевым действиям перейдем! И Яша уже гулял с коляской. Редко. Пару раз в неделю, но – гулял. Уже бабки, сидящие у подъезда, перестали ему удивляться – они были свидетелями школьной дружбы Яши с Зиной; уже здоровались молодые мамаши на детской площадке, и Яша, незаметно для себя, привык к роли отца. Несколько раз пытался он навести разговор на тему – а куда же делась Зина, но родители всякий раз сворачивали на тему работы, чрезвычайной занятости Зины и на какие-то и вовсе мифические причины. На лето предполагалось снять дачу, чтобы малышка была на воздухе, и уже подключили Яшину бабушку, словом, получилась странная, но семья. Валерий Викторович добился главного – Яша привык к тому, что у него есть дочь. Любви к ней он еще не испытывал, но ему было интересно наблюдать, как Лиля растет, меняется, как она начинает узнавать его, Яшу, улыбаться, как протягивает ему погремушку. Яшу стали беспокоить её маленькие детские хвори, он привозил к Лиле тех врачей, которых ему рекомендовали, питание ей возили из-за границы, а Яша говорил, что пора нанять няньку, потому что родители Зины устают. Магда к этим переменам отнеслась не просто плохо – она даже съехала с квартиры на Татарской – она ревновала. Ревновала чудовищно, тяжко, безумно. От Зины приходили письма – родителям, письма пространные, в которых она подробно писала о себе и ничего не спрашивала про Лилю. Как-то приехал Боря, и, отводя глаза в сторону, сказал, что пора бы разделить бизнес, потому как Зина из Франции руководить ничем не может, возвращаться не хочет, и мастерские несут убытки, а ему, Борису, тоже все это не нужно, а Яше хватит и тех денег, что он получает от своей джинсовой коллекции. Впрочем, – добавил Боря, – тебе, старичок, нужно придумать что-то новое, эпоха джинсы уходит. Подумай? Лён? Что-то натуральное, мягкое, текучее, яркие акценты, немного винтаж – но так, чуть-чуть, едва-едва. А если детское? – Яша уже не мог не думать о дочери, – что-нибудь? О, там рынок плотный, – Борис почесал руку под браслетом часов, – но? Чем черт не шутит? Только не Микки-Маусы, сам понимаешь…