– Зина? – Яша испытал одновременно и страх от того, что что-то с ней случилось, и облегчение – не нужно никуда лететь! – А что такое?

– Да я не знаю точно, – Марина старалась не смотреть Яше в глаза, – заболела, наверное. Температура. Ну, и это… вообще ей плохо стало, по «Скорой» забрали.

– Хорошо, – Яша подвинул ногой свою сумку, – то есть, не хорошо, в плане, что хорошо. Хорошо, что не летим, я чего-то совсем не хочу. Поехали?

– Яш, нет, лететь надо! Зина просила тебе передать, «Mike. Whiskey.» – Вот, на бумажке. Я не поняла?

– Я понял, – Яша сделал несчастное лицо и взял сумку, – а кто летит вместо неё?

– Я полечу, я и так должна была лететь, а в Стамбул прилетит Борис. А что это? Майк и Виски?

– Да, это наше, школьное, – Яша поправил очки, – мы в 7-м классе ходили в кружок юных моряков. Это сигналы, флажки такие. Ну, мы на уроках вроде как… как тайнопись, да. Типа пароль, что ли? Куда идем? Я готов.

Слова «Whiskey» и «Mike» означали – я болен, не могу быть с тобой. Эти флажки то Зина, то Яша показывали друг дружке в окно, когда простужались, а родители запирали их дома. Это был сигнал опасности, но – не смертельной, потому как откуда взяться такой – в 7-м классе?

По иронии судьбы, если в этом может быть ирония, Зина попала в ту же, 56-ю, больницу, просто потому, что мастерские были неподалеку от 5-го Монетчикова переулка, на Малой Ордынке. С ней говорили так же грубо, и были бы также равнодушны, как и к Магде и к сотням других женщин, если бы не доллары, перекочевавшие от Марины – последовательно, к врачу в приемном отделении, к дежурному врачу, к зав. отделением, к главврачу, медсестрам, нянькам, анестезиологам – ко всем, кто обычно стоит у берегов денежного ручья. Нашлась отдельная палата, нашлись лекарства, и уже вечером зав. отделением, присев на краешек кровати, обдав Зину сложной смесью из больничных запахов, табака и дорогих духов, сказала устало и интимно:

– Ну, что? Тебе оставлять, или как?

– Оставлять, оставлять, – задохнулась Зина.

– Можно попробовать, но учти – будешь весь срок валяться, задрав ноги, а ты, как я вижу, не из таких?

– Из каких?

– Ну, не домашняя истеричка при богатом муже. Работаешь?

– Да, – Зина говорила и прислушивалась к себе, – конечно. Я работаю. И у меня нет мужа.

– Хорошо, думай до завтра, – врач вышла в коридор. Она была хорошей тёткой, просто устала от своих и чужих проблем. Часом позже, в ординаторской, она говорила девчонке-интерну, что бабы делают аборт, чтобы облегчить жизнь себе и усложнить ее любовнику, а выходит наоборот – усложняют себе и облегчают – ему.

Утром Зина, которая боялась не то, что встать – пошевелиться, сказала, что готова на всё, только бы выносить ребенка. Она даже спросила, а мальчик это будет или девочка, но врач пожала плечами – УЗИ еще только-только появилось.

Турция Яшу оглушила и ослепила. В Турции было – всё. Буквально, всё. Никакого социализма не было и в помине, а капитализм был так хорош, что Яша чувствовал себя обманутым и обкраденным с детства. Турецкая сторона принимала Яшу «согласно законов восточного гостеприимства». Яшу поселили в пятизвездочном отеле в Старом городе, и он не мог прийти в себя, и не решался сесть на приветливо пододвинутое к столику полукресло, не знал, какими полотенцами пользоваться, сколько давать на чай, и первые полдня просидел на балкончике, глядя на залив и Босфорский мост. А дальше его закружили, обольстили, словно вывалили перед ним содержимое ларца с драгоценностями, и Яша, открыв рот, ходил по цехам фабрик, по складам, магазинам, бутикам, ресторанам, и не понимал одного – как же он жил до сегодняшнего дня в этой серой, унылой, угрюмой, нищей стране? Почему в СССР не было даже миллионной части этого великолепия, зачем нужны эти искусственные гвоздики и шествия с портретами вождей, когда можно жить вот так – ярко, крикливо, шумно, и – свободно. Разговаривать с Москвой можно было из номера, и Яша, приняв ванну с умопомрачительными ароматами, лежал на кровати, лениво щелкая выключателем бра, смотрел в окно на купол мечети и ждал, когда Зина возьмет трубку. Зина говорила с ним осторожно, лавируя между личным и деловым, предостерегала от ошибочных действий и, в конце концов, в который раз уже убедившись, что Яша личность исключительно творческая, а не деловая, вызвала на помощь Бориса. Тем же вечером Яша с Борисом сидели в ресторанчике на берегу бухты, и говорили – обо всем.