После банкета, устроенного в неофициальной обстановке, в доме у одного из директоров компании, Яшу вместе со всем коллективом отправили на три дня в Белек, где он окончательно и бесповоротно убедился в том, что деньги вовсе не есть то зло, о котором столько лет твердили ему в СССР. Точнее, так – в Турции Яша понял, для чего человеку нужны деньги, а еще лучше – большие деньги.

В Москву он вернулся с началом осени. Магда, которую Темницкий «поступил» в театральное училище, была разочарована курсом – из студенток она оказалась всё же самой старшей, курс был набран неудачно, сменился руководитель, набиравший его, и не было того семейного единения и творческой идеи, чтобы впоследствии, из случайно собранных вместе людей родился новый театр. Каждый был сам за себя и сам по себе. Необходимая муштра угнетала Магду, все эти занятия казались ей скучными и её энтузиазм начал потихоньку гаснуть. Яше все никак не удавалось повидаться с Зиной, она передавала ему указания по телефону, работа шла, мастерские решили перенести в другое, более просторное помещение, шли переговоры с московским мэром, жизнь бурлила, каждый день появлялось что-то новое, у Яши появились заказы на самых высоких уровнях, всё было хорошо. Даже слишком.

Измайловы перебрались на Татарскую улицу, а Яше еще раз повезло, и он выкупил комнату рядом с ванной. Комната была нелепой, судя по всему, когда-то перегородку поставили между ванной комнатой и спальней – и теперь альков соседствовал с изразцовым печным боком и кафельной стенкой, щербатой, как рот после драки. Эту странную комнату Яша забрал себе под мастерскую, а Магда заняла те две, Борины. Удивительно, но их сосуществование стало не просто сносным, а даже приятным. Правда, Магде не приходило в голову заботиться о Яше, в том привычном, семейном, смысле – она не умела готовить, терпеть не могла походы по продуктовым магазинам, а стирку сводила к минимуму, предпочитая все, что можно, сдавать в чистку. Но они вдруг поняли, что прекрасно ладят друг с другом – когда из их отношений ушло Яшино страстное желание обладать, и Магдино, такое же страстное – не дать этого Яше. Яшу перестала мучить ревность, Магда же, понимая, что злить Яшу нельзя, возвращалась домой подчеркнуто вовремя, и никаких гостей, музыки, шума. Яша помогал ей – когда Магда готовила отрывки, он подыгрывал, иногда это было смешно, иногда грустно, но чаще – Магда оставалась недовольна собой, замыкалась, злилась, курила до одури, не спала. Магда, кстати, охотно помогала Яше – выполняла роль – и «болвана», и манекенщицы, и злила немногих уже соседей коммуналки, расхаживая в трусиках и выкройках, сколотых на ней булавками. Совместный их быт ограничивался бесконечным кофе, бутербродами, которые Яша готовил изобретательно и виртуозно, и походами в пивной бар. Яша и на Зину махнул рукой – ну, не хочет она его видеть, да и ему не очень-то и хотелось. Вспыхнувшая тогда страсть как-то затихла, уступив место запоздалому изумлению. Необходимую потребность в женской ласке пусть неохотно, но честно восполняла Магда, а высокие чувства отнимали слишком много сил и времени – а давали так мало взамен. К концу сентября вдруг началось какое-то шевеление в мастерских, заговорили о грядущих переменах, но о каких, никто толком не знал. Яша как раз подготовил эскизы для будущей коллекции «Весна-лето», и просиживал в мастерской целыми днями, догоняя крой до безупречной чистоты и лаконичности. Он сидел на столе, болтал ногами, чертил мелком и стирал линии, как вдруг вошла Зина.

Зина принадлежала к разряду тех женщин, у которых беременность невозможно заметить до серьезного срока. Конечно, все в мастерских знали о том, что Зина беременна, строили догадки от кого, вычисляли сроки, на глазок определяли пол ребенка – но, главное, переживали, не помешает ли все это работе? Зина максимально берегла себя, стала вдруг суеверна, стала бояться сглаза, и потому всячески старалась, чтобы никто не догадался. Она боялась встречи с Яшей, и хотела её, и откладывала, и хитрила сама с собой, но вот – открыла дверь и столкнулась с ним нос к носу.