Идущая на панихиду задумалась, однако не смогла ничего ответить. Вместо этого она остановилась.

– Всё, мне тут всего-ничего осталось, сударь, – произнесла она, глядя прямо на Кесария.

Секретарю не хотелось расходиться, несмотря на то, что они говорили мало. Из без того разворошенного душевного улья вылетели иные пчёлы сожаления, и он изрёк, припоминая Дионисия, на месте которого оказался:

– Простите великодушно, мне нечем отплатить за вашу доброту.

– Ничего страшного. Храни вас Бог!

Окрылённый Кесарий наметил путь в канцелярию по ориентирам, и вскоре поравнялся с монолитными окраинными зернохранилищами у гавани Феодосия.

– Забыл спросить, как её зовут! Вот же… – хлопнул по ссадине на лбу секретарь и оскалился. – Забыл избавиться от рукописи.

Впереди замаячил сырой и грязный заколулок, где коты занимались делёжкой рыбьего скелета.

– Желудок бы не выплюнуть! – посетовал на вонь Прокопийский, закрывая капюшоном нос. Он раскрыл свиток и, словно первые люди, вкусил запретный плод. Чем больше его глаза поглощали строк труда «Тайная история», тем чаще он, присвистывал и нервно посмеивался, пугая кошек. Рассказывалось про Флору, бывшую жрицу любви, и бурную жизнь племянника почившего. Теперь слова кабатчика не казались таким уж бредовыми.

– Амиан, конечно, сплетник, но не стал бы непроверенное писать. Почерк точно его. Ладно, сплетни – выдумки, а тут…

Рука тянулась выкинуть опасное сочинение, но хотелось дочитать и узнать всю подноготную. Кесарий, не желающий опаздывать, рассудил, что ничего страшного не случится, если взять свиток на работу и решить его судьбу в конце дня.

**

У портика канцелярии, в вымытых водой промежутках между камнями брусчатки, извивались десятки дождевых червей. Кесарий с трудом не раздавил несколько розоватых верёвок.

На самом крыльце, под портиком, в бездействии обнимал метлу Исидор. Под ногами его валялся совок и небольшое ведёрко.

– Святые угодники! На ипподром ходил? – спросил уборщик.

Предположение Исидора не было лишено смысла. Болельщики партий ипподрома имели крутой нрав. Их любимчики проигрывали – они крушили всё вокруг и дрались. Их команда выигрывала – они на радостях дебоширили и лезли в драку. А с кем именно вступать в противостояние – вопрос второй.

– Спугнул грабителя. Ну хоть череп на месте, – пояснил Прокопийский. – А ты тут чего?

– Отдыхаю. Квестор ни свет ни заря попросил подмести и помыть все углы. Нагрянули гости из дворца, сам догадываешься, почему.

– Наверное… Ладно, пойду.

– Только ноги вытри о тряпку. А то наследишь мне грязюкой!

Кесарий серьёзно отнёсся к просьбе и потратил много времени, очищая обувь мокрым уголком. Прямо на его глазах из кабинета главы канцелярии, который находился в конце широкого коридора от входа, выплыл тучный мужчина в рубахе с расшитым синим воротником и с орлом на груди. Полный. Роста небольшого. Глаза, даже издалека, казались выпученными. Волосы блестели, как будто их намазали салом.

«Держится очень уверенно – мимолётно рассмотрел незнакомца секретарь. – Интересно, какую должность занимает. Доместик? Силенциарий?»

Следом показался сгорбившийся квестор Прокл. Кесарий выказал уважение обоим, сделав поклон.

– Вот как раз и он, господин Нарсес, – произнёс квестор, завидев подчинённого.

Пришлый мужчина задумчиво дотронулся до своего второго подбородка.

От имени «Нарсес» у Кесария перехватило дыхание. Казалось, сердцебиение его слышится по всей канцелярии. Ноги-столпы будто отяжелели, обмякли и тяжестью стремились куда-то под пол.

«Глупый! Надо было утопить свиток, уничтожить, как Марцелин велел, – начал корить он себя, – Теперь уже поздно, всё наперекосяк. Ну, четвертовать не четвертуют. Хотя за гадости про без пяти минут императора и его избранную могут!»