На последнем человеке объединяющая цепь заскрипела. Конвоиры услышали звук и повернулись на товар, с удивлением обнаружив постороннего.

– Что тут ошиваешься? Лишний хребет отрастил? – грубо спросил у переписчика мужчина с густыми усами.

– Да хотел бы купить, – придумывал на ходу Прокопийский.

Конвоир внимательно осмотрел обноски незваного гостя, напяленные для похода неподалёку:

– Господь с тобой, не продаются.

– Понял, уже ухожу, – сказал на это писарь, но после не сдержался и добавил: – А они разве не божьи дети?

– Божьи? – призадумался усатый конвоир. – Знать не знаю, чьи. Пока это собственность префектуры. Ступай уже отсюдова, пока не вдарил.

Кесарий отошёл от коновязи, закрывая глаза от порыва ветра, поднявшего клубы пыли, и влился в толпу. Рядом с ним, навстречу ему продвигались десятки, если не сотни человек. Мужские и редкие женские голоса сливались воедино:

– Безобразие! Когда гимнасий откроют?

– Такой ремешок для сандалий есть?

– На Воловьем жуть как обвешивают!

Торговая площадь навевала переписчику мысли о далёких языческих временах. На ней стояли и таращились на прохожих изваяния черепах, селезней, аистов, загаженный помётом Зевс, Гелиос без колесницы и одной руки.

Сердцем же Амастрианума было куполообразное сооружение с металлическим навесом. В здании находились эталонные бронзовые бруски в один, пять или десять модиев. С помощью них покупатели и продавцы взвешивали мешки с зерном, овсом или половой.

От геометрической середины пространства равноудалённо отстояли треугольные обелиски в два человеческих роста. Проходя мимо одного из них, Кесарий заметил объявление:

– Дворцовый магистрат набирает талантливых людей на должности секретарей и помощников магнифика. Требование к соискателю – возраст до сорока. Вступительные испытания пройдут в полдень пятнадцатого дня месяца Августа в правом крыле здания Сената.

– Дворец, Сенат. Нашли, где повестить такую бумажку! – негодовал Прокопийский. – И всё же, это знак для меня. Вдруг повезёт. Так, пятнадцатое завтра. Скажусь больным или загляну после обеда. Прокл куда мягче Ефрема.

Ему вспомнилось, как в отделе делопроизводства юристов все только и судачили о грядущих переменах в государстве. И правда что-то новенькое: разве раньше искали мелких чиновников первой ступени по объявлениям на рынке?

**

На следующий день за полчаса до полудня Кесарий в парадном одеянии пристроился к концу бурлящей очереди, что начиналась у колонн Сената и тянулась во внутренний дворик, где палящее солнце не имело власти.

Накануне вечером он закончил переписывать «Тайную историю», после чего по темноте пошёл к ветхому сараю, у которого дети обычно играли в прятки, и сжёг сочинение.

До его уха теперь доносился диалог стоящих перед ним.

– Жена заставила? Ну ты даёшь!

– Ай, в их берлогу соваться боязно. Не понравишься – угробят. Вон, даже императрицу-вдову извели.

– Тшш! Откуда такая брехня?

– Троюродный брат жены сказал. Не последний человек, на минуточку. На отпевании тело видел в Ирине. Лицо её, грит, как желток было.

– Жёлтое? И что с того?

– Значит, яд – признак отравления. Гиппократа не читал?

– Неинтересно. Да и мутит от ионического, кто бы на человеческий переписал. Лучше скажи, когда коронация? Слышно чего? Может, твой родственник знает.

– Глухо. Ему бы сообщили из первых уст. А что, тебя уже пригласили?

Протрубили в горн. Мужчины замолкли. На белоснежный портик сенатского крыла под четырьмя опорами вышел лысеющий вестовой в компании стражников. Он оглядел толпу и наказал кандидатам разделиться на три группы, образовав новые линии. Внутрь запускали по трое из одной вереницы.