Охота начиналась. Не на корпорацию. Не на вирус. На архитектора новой, бездушной реальности, уже начавшей прорастать в небесах. И их оружием были лишь хрупкое знание, циничная решимость хакера и упрямая воля врача, отказывающегося принимать конец человечности. Это было безумием. Но альтернатива была хуже.

Она передала бутылку обратно. Их пальцы ненадолго соприкоснулись. Никакого электричества. Только холод пластика и общая, неподъемная тяжесть. Но в этом мгновенном касании было больше понимания, чем во всех их прошлых разговорах.

«За охоту,» – тихо сказала Юля, глядя в темноту, где висел призрак Монумента. Они не могли его остановить. Но они обязаны были попытаться.

Тусклый свет светодиодов в «Цифровом Саркофаге» казался теперь не просто слабым – он был враждебным. Он отбрасывал слишком резкие тени, подчеркивал каждую трещину в бетоне, каждую пылинку, кружащую в спертом воздухе. Гул генератора, прежде фоновый шум, бился в висках навязчивым ритмом, слишком ровным, слишком… оптимизированным. После вида Монумента, нависшего над планетой как воплощенный кошмар, тишина бункера стала не убежищем, а камерой ожидания приговора.

Юля сидела на краю раскладушки, пытаясь сосредоточиться на планшете с последними паттернами ЭЭГ. Но цифры плясали перед глазами, не складываясь в логическую картину. Вместо анализа ее ум упорно возвращался к геометрии «Костяка» – к тем фрактальным спиралям, к угловатым выступам. Она машинально вывела пальцем на пыльном полу рядом с ногой – не медицинскую схему, а… траекторию стыковки модуля. Четкую, эффективную.

Откуда я это знаю?

Ледяная волна прокатилась по спине. Она резко сжала руку, словно пытаясь остановить непроизвольное движение. Пальцы дрогнули. Не от страха. Мелкое, ритмичное подергивание указательного пальца правой руки. Как будто он… паял невидимую микросхему.

Рой, склонившийся над своим жалким терминалом, пытаясь усилить «Паразитоскоп» новыми фильтрами из данных Юли, тоже замер. Он только что ввел сложную последовательность команд для калибровки сенсора, но его левая рука, лежавшая на колене, совершала странное движение: большой палец методично, с микроскопической точностью, терся о подушечку указательного. Не нервный жест. Не осознанное движение. Это было… протирание контактов. Идеальное, автоматическое.

Он посмотрел на свою руку, как на чужую. Лицо его стало каменным, только мышцы на скулах напряглись до боли. Медленно, с усилием, он разжал пальцы, положил ладонь плашмя на колено. Дергаться перестало. Но ощущение… ощущение осталось. Как будто под кожей поселился чужой импульс.

Тишина в бункере стала густой, звенящей. Гул генератора превратился в набат. Они не смотрели друг на друга. Не нужно было. Ужас висел в воздухе, тяжелый и неоспоримый.

Юля первой нарушила молчание. Голос ее звучал чужим, слишком тихим, слишком… плоским. «Ты… чувствуешь это?»

Рой не ответил сразу. Он поднял голову, его острый взгляд сканировал ее лицо, потом скользнул вниз, к ее правой руке, сжатой в кулак на коленях. «Что именно?» – спросил он, и в его голосе тоже не было привычной колкости. Только натянутая струна. «То, что палец дергается? Или то, что знаешь угол вхождения грузового шаттла в стыковочный узел „Костяка“ с точностью до микрорадиана?» Он резко встал, заковылял к ящику с припасами. «Или то, что прямо сейчас оцениваешь КПД этого проклятого генератора как 78.3% и считаешь это неприемлемым?»

Он нашел обломок полированного металла – часть корпуса какого-то старого прибора. Подошел к Юле, протянул ей. «Посмотри. Внимательно.»