Лёд у её губ растаял, и в руках снова блеснул кинжал. Его лезвие кололо сосульки. Зить-зить-зить… И этот щемящий звук отдавался во всём Катином теле. Руслан… Забыть, забыть!
3. Спасательный круг
– Конечно, Женечка! Тем более что родственники там. А Израиль! Ох! – Лиля сложила густо напомаженные губы в алый цветок и звонко причмокнула: – Там столько красот! Тут-то у тебя что? Если бы ты хоть в Иркутске жила. Да и маму там подлечишь.
После смерти отца и неудачной попытки поступить в мединститут жизнь казалась Женьке беспросветно тусклой. А тут ещё и мама заболела. Артроз бедра позволял ей теперь передвигаться лишь с костылем или тростью.
– Так вы ж евреи! – заверещала соседка, выслушав печальные девичьи откровения. – То есть мама твоя. Значит, и ты тоже… Чё тут сидеть? Я бы уж давно укатила, – она мечтательно подняла глаза. – Езжай, Жека! Ни снега, ни холодищи этой. Я к тебе в гости приеду, замуж за местного выйду, и заживём мы опять рядом!
Из всех взрослых, окружавших Женю, самой умной она считала тётю Ульяну, сестру отца. Вот к ней в Иркутск и рванула за советом единственная племянница.
– А что, – Ульяна распрямила крупные плечи, – едет народ, и довольны все. А ты ведь у нас, Жека, не по годам мудрая, я бы сказала, прозорливая. Будто не ты Сонина дочка, а она – твоя. Вот и Вася такой же был, царствие ему небесное! – она торопливо перекрестилась. – Он с детства, как маленький старичок, всё понимал.
Ульяна суетливо перебрала кипу мятых газет.
– Я недавно тут объявление заметила: «Бесплатная консультация для репатриантов». Давай-ка, Жень, съездим. Недалеко.
В скромном тесном офисе им выдали пачку форм и брошюр для желающих уехать на землю обетованную. Вскоре Жене позвонили. Женщина, назвавшаяся Лилей, представилась консультантом по вопросам эмиграции и через день уже распивала чай с Женей и её мамой на их просторной, сверкающей модными шкафами кухне.
Визит Лили поставил жирную и непоколебимую точку в размышлениях «быть или не быть» переезду в Израиль на ПМЖ.
В Ангарске, где отец Жени работал директором леспромхоза, их семья считалась благополучной и обеспеченной. Убеждённый холостяк Василий в свои пятьдесят с хвостиком как-то поехал в Биробиджан по делам сбыта древесины и без памяти влюбился в Сонечку, учительницу младших классов. Возраст не остановил страсть Василия, вдруг разбуженную взглядом чёрных глаз местной Суламифи. Да и Сонечке был уже сорок один… Так София Яковлевна стала преподавать в одной из начальных школ Ангарска, а в сорок два родила девочку.
– А я вот, – волнуясь, протянула Софа, – так к лесам привыкла! А в Израиле, говорят, пустыня и жара, жара…
– Да что вы! – всплеснула холёными руками Лиля. – Там разные места есть. Хайфа, например, чудный город. Самый русский город в Израиле. Там полно наших, – она сделала мягкое тягучее ударение на слове «наших». – Леса, зелено, много деревьев. Есть дома на возвышенности, балконы на море выходят, всё в цветах!
Лиля с азартом описывала прелести разных районов Израиля, рассказывала о помощи государства новым поселенцам, об отличной медицине и перспективах образования для Жени. Гостья умело оперировала терминами и цифрами. О таких, как она, говорят: женщина без возраста. Ей могло быть и тридцать пять, и пятьдесят. Узкое смуглое лицо Лили украшали глаза, спокойные и тёплые. Она и сама была гражданкой Израиля, но жила то в Москве, то в Иркутске, так же, как и её муж. Да и был ли он ей мужем – непонятно. Рассказывая, она то и дело мурлыкала: «Ох, Женечка, мне бы твою молодость да красоту!»
– По снегу всё же скучать будем, – качнула своей ухоженной головкой София. – Женька-то у меня спортивная, биатлонистка. Она ведь столько километров на лыжах намотала. Да и по стрельбе одна из лучших.