Я тебе вот прям щас не открою же ничего – все ключи продала, до грошика издержалась, и поток мой нескончаемый речевой напирает и давит – только бы не на жалость.

Я из тех деревьев, что надо рубить с плеча – ведь они поползут лозой за тобой, ведомы. Ты – Дорога из ярко-желтого кирпича, по которой я каждый раз возвращаюсь

к дому.

Это эврика, слышишь? Хватит играться в грусть –

что же раньше не сообразила-то, в самом деле?

Я открою свои Изумрудные Цитадели!!!

(Ну, потом…

Когда сама до них доберусь).

Это оборвется, завершится, выйду замуж, деток нарожаю – мне с собою так же не ужиться, но зато я вырасту большая. Буду помнить фотоаппаратом, картой памяти и чем угодно тоже, как ты – мне, а я – тебе отрада, как чудно с тобою мы похожи. Параноик, пессимист и скептик, ты – улыбкой облака разгонишь, мучаю в карманчике проспектик, ты меня целуешь на балконе. Громкие слова для нас – убийство, и молчи поэтому, молчи же – это все равно, чтобы лингвиста звать червём, блуждающим средь книжек. Это правда, только так жестоко. Это грустно, только это правда. Солнце, что заходит на Востоке. Чудеса немого овердрафта. Может, паникую зря, и выбор мною упадет в твою ячейку. Ты за что-то все-таки мне выпал. Зацепил, как ветка куртку, чем-то.

Я тебя не то чтобы посмертно. Ты меня не то чтобы навеки. Просто это всем подряд заметно – тень твоя, лежащая на веках.

В тебе копаюсь, как в шкафу, или ильфопетровском стуле: не знать ни Морзе, ни кунг-фу, ни даже истину простую,

про то, что с легкостью куплюсь я на слова, а не на баксы. Но самый твой огромный плюс – в твоих руках пакеты акций на всю меня – вот ночь, вот день, на все истории истерик, послеконцертную мигрень и вечную нехватку денег. Я не живу тобой, прости. Я ненавижу эти сопли. Ты впитываешь до кости мои отчаянные вопли, прихвостнически служишь мне жилеткой драной молчаливой, когда нуждается в ремне душевных излияний ливень. И чем ладони холодней, тем сердце на любовь способней, так говорили, кто древней.

Я поведу полка на сотни – ведь не дрожит рука, храня твоей ладони отпечаток. Зимой ты теплый для меня. Я не люблю носить перчаток. Ведь я курю, давно курю – не по тебе, не обольщайся. Я, может, брошу. К январю. От передозировки счастья.

На кровати – желтых книг

стопки.

Мы с Тобой на брудершафт

выпьем

эликсир тишины

жестокий,

как касторка или жир

рыбий.

Не секрет, что это время нас

лечит,

все, что клавишей в сердцах

залипает.

Но пока Ты рядом весь –

клетчат,

Ты считай, что я – как

слепая.

Мне не хочется ни блюза,

ни джаза.

Я готова к тишине

в трубку.

Капитан в прошлый раз

облажался,

покидая капитанскую

рубку.

По-собачьи могу

научиться

сторожить и есть объедки

всего лишь.

Только Ты во мне увидел

волчицу

и во мраке сгинуть ей

не позволишь.

Мне не хватит простого

«спасибо».

Сколько я должна Тебе,

сколько?

«Ничего», скажешь голосом

сиплым

и оставишь мне на память

футболку.

Я отдам ключи от всех своих

вотчин

менестрелю подкидному

на память.

Я приду к Тебе когда-нибудь

ночью.

И тогда поговорим

не словами.

А пока ты обо мне

беспокойся,

как о жертве, обрамленной

прицелом.

Между нами – строчки

и осень.

Существующими одним

целым.

покажи мне то время, где я сильней, чем сейчас.

это сто сигаретных пачек тому назад,

это два институтских курса и школы часть,

это те, еще не подкрашенные, глаза.

покажи мне то время, где я еще не люблю

никого, кроме мамы и палевого кота,

где часов по двенадцать дома стабильно сплю,