Последствия вчерашней бури были повсюду. Снег лежал на земле толстым, нетронутым одеялом, ослепительно-белым под холодным солнцем. Он тяжело навис на ветвях сосен и елей, сгибая их в поклоне, превращая лес в застывший, безмолвный собор. Иногда порыв ветра срывал с верхушки облако снежной пыли, и она летела через дорогу, сверкая на солнце, как алмазная крошка.

С каждым километром подъема цивилизация отступала все дальше. Пропало радио, его сменило тихое шипение статики, будто космос пытался что-то сказать, но не мог подобрать слов. Дорога сузилась, превратившись в черную ленту, прорезанную в белом безмолвии. По бокам выросли высокие сугробы, оставленные снегоуборочной машиной. Артур чувствовал, как меняется давление, как закладывает уши. Он ехал вверх, в другой мир, где воздух был разреженнее, а правила – другими.

Это было похоже на погружение, только наоборот. Вместо того чтобы опускаться в темную глубину, он поднимался в холодную, стерильную пустоту. Красота этого пейзажа была абсолютной, но недружелюбной. Она ничего не обещала и ничего не давала. Она просто была. Как и его горе, как и его философия, она была фактом. Артур смотрел на заснеженные деревья, на игру света и тени на нетронутом снегу, и не чувствовал ничего, кроме отстраненного внимания. Он был здесь чужим. Его скромная машина, его темный костюм, его молчание – все это не принадлежало этому миру.

Мир за окном был идеальной декорацией. Совершенной в своей пустоте. И Артур понимал, что люди, которые выбрали это место для жизни, хотели именно этого. Они хотели отгородиться от хаоса нижнего мира, от его грязи, шума и несовершенства. Они построили свои крепости на вершине горы, чтобы смотреть на мир сверху вниз, чтобы чувствовать себя ближе к небу. Они купили себе право на эту идеальную, холодную красоту. Они приобрели ландшафт, как приобретают картину или статую.

Но от себя убежать невозможно, думал Артур. Можно построить дом на вершине мира, но внутренний хаос ты принесешь с собой. Можно окружить себя тишиной, но внутренние голоса от этого станут только громче. Эти люди просто сменили одну клетку на другую, более просторную и с лучшим видом из окна.

Указатель «Пионер-Ридж» появился неожиданно. Небольшая, сделанная из полированного дерева табличка с вырезанными золотыми буквами. Она была такой же сдержанной и дорогой, как и все, что его здесь ждало. Артур повернул руль.

Дорога сделала последний виток и вывела его в долину. И он увидел его.

Пионер-Ридж не был похож на город или деревню. Это была коллекция дорогих амбиций, разбросанных по склону горы. Огромные дома из стекла, камня и темного дерева выглядывали из-за заснеженных сосен. Они не теснились, каждый занимал свой собственный участок вселенной. Их архитектура кричала о деньгах и претензии на оригинальность.

Он ехал по главной улице, и у него было ощущение, что он попал на съемочную площадку после того, как все актеры ушли. Ни души. Только припаркованные у домов дорогие машины, покрытые слоем свежего снега, как засахаренные фрукты. Все было слишком чисто, слишком тихо, слишком идеально. Эта тишина была не такой, как в лесу. Лесная тишина была живой. Эта была мертвой, стерильной, как в музее после закрытия.

Артур чувствовал, как невидимая граница осталась позади. Он въехал на чужую территорию. Он был здесь незваным гостем, чужеродным элементом. И он знал, что обитатели этого идеального мира будут смотреть на него с таким же холодным, отстраненным любопытством, с каким он сейчас смотрел на их заснеженные, безмолвные дома. Путешествие закончилось. Начиналась работа.