Веселый ветер. Под иностранным флагом Леонид Карнаухов

Все действующие лица, описанные в книге, даже похожие на реальных являются плодом воображения автора, а все совпадения случайны.

Перемены в Китае происходят последовательно и неспешно. Потому что китайцы не любят жить в эпоху перемен. А мы что, любим? Не могу сказать ни да, ни нет. С одной стороны, вроде, тоже не любим. С другой, у нас даже времена года меняются четыре раза в год. И мы во всем этом живем. Мы готовим сани летом, а телегу зимой. Эти перемены погоды даже на национальный характер влияют. Не успеет зима начаться, как уже хочется, чтобы поскорее закончилась. Хватит кататься на лыжах. Даешь купание в озере! Так и с политикой. Не можем мы последовательно проводить реформы. Нам надо все и сразу.

Конец 91-го года выдался тяжелым. Перестройка, начавшаяся так лихо и весело, зашла в тупик. Осталась одна гласность, благодаря которой мы узнали много нового о товарище Сталине и о других вождях пролетариата. Тем временем Горби развалил Варшавский договор и мотался по европейским столицам, где его радостно приветствовала западная политическая элита. Но в экономике никаких позитивных тенденций не наблюдалось, только усиливалась инфляция и самые обычные товары неожиданно пропадали с прилавков. И хотя демократия победила после августовского путча, что же будет дальше оставалось неясным. А в начале декабря в Беловежской пуще еще и Советский Союз распался, и на подсознательном уровне стало ясно, что можно ожидать от таких лидеров, которые развалили страну в угоду личным политическим и финансовым интересам, не считаясь с итогами недавнего референдума, на котором большинство высказалось за сохранение СССР. Центробежные тенденции и вооруженные конфликты на границах после этого только усилились. Я смотрел по телевизору, как красное знамя сползает по флагштоку Большого кремлевского дворца, а вместо него поднимается российский триколор, но никакого воодушевления при этом не испытывал.

Город стоял холодный и мрачный. Старые здания были покрыты пылью, которую не убирали, наверное, со времен Октябрьской революции. В телефонных будках были выбиты стекла и оборваны телефонные трубки. Позвонить из телефонной будки куда-либо стало просто невозможно. У оставленных у дома машин воровали щетки стеклоочистителя, отбивали ногами зеркала заднего вида и вырывали с проводами автомагнитолы. Все это выглядело как протест жителей на неуклюжие реформы властей.

На кухнях все чаще обсуждались такие вопросы, как выезд из этой страны куда подальше. В микрорайоне, где мы жили, он назывался Ржевка-Пороховые, откуда ни возьмись появились мормоны. Это были вежливые и хорошо одетые молодые люди, говорившие на хорошем русском языке почти без акцента и призывавшие вступать в их общину, что, по их словам, должно было привести к всеобщему счастью. Однажды они и меня остановили на улице и спросили, знаю ли я что-нибудь о Великой книге Мормона. Чтобы отвязались, я ответил, что может и знаю, но книжки читаю только будучи сильно пьян, поэтому потом ничего не помню. Мормоны посмотрели на меня с уважением, но сразу же отстали. Одна знакомая пара, жившая в соседнем доме, в мормонскую общину вступила. Они давно хотели выехать из страны и целенаправленно на это работали. В конце концов мормоны организовали им выезд, забрав в обмен их квартиру. Поселились они в городе Солт-Лейк-Сити, расположенном посреди пустыни Невада. У мормонов там было гнездо. Писали, что у них все хорошо, а глава семьи устроился на работу водителем грузовика, дальнобойщиком. По специальности он был инженер-океанолог. И я подумал, – До чего надо довести людей, чтобы они были готовы в пустыню сбежать из Северной Венеции, бывшей столицы Российской Империи.

А мы в это время еще и взяли собаку – двухмесячного щенка колли, веселого, энергичного и забавного. Щенок был очень красивый, пушистый, черный с белой грудью, белой широкой полосой на носу, белыми лапами и белым кончиком хвоста. Он с лаем носился по квартире, все хватал зубами, излучал счастье и не проявлял никакого желания покинуть страну. Нина кормила щенка всякими кашами, сваренными на молоке. Молока в магазинах не было, но по утрам на угол дома приезжала молочная бочка. Очередь за молоком выстраивалась длинная, и место надо было занимать заранее, чтобы на твою долю хватило. Я вставал в четыре утра, подгонял на угол машину, занимал очередь, а потом сидел в автомобиле с работающим двигателем, грелся. Пускал погреться и других людей, стоящих в очереди. Высотные дома в районе, построенном в середине восьмидесятых, стояли на значительном расстоянии друг от друга, в результате чего он продувался всеми ветрами насквозь. Просто стоять в очереди и ждать – было очень холодно. Я сидел в теплых «жигулях» и почему-то думал о блокаде Ленинграда.

В начале следующего 92 года правительство приступило к шоковой терапии. Это когда отпускают цены и просто ждут, что же из этого выйдет. А что из этого может выйти? Скачок инфляции и обвал курса рубля, только и всего. Вот тогда все рублевые сбережения и обесценились. Правда, надо признать, что прилавки быстро наполнились товарами и продуктами. Что было, то было. Вот только покупать это все уже было не на что.

Однажды, просматривая газету «Шанс» с рекламными объявлениями о работе, я наткнулся на объявление о наборе моряков на иностранные суда. Экипажи набирала кипрская фирма «Интерориент». Это была известная серьезная крюинговая (от английского слова «crew», что значит «экипаж») контора, и я решил туда съездить и пообщаться. Филиал кипрской фирмы располагался в старом здании на Литейном проспекте. Молодой человек из бывшей комсомольской номенклатуры с почтением взглянул на мой капитанский диплом и заявил, что если я пройду тест на знание английского языка, то у меня есть все шансы уже в скором времени заключить договор и отправиться работать на немецкое судно на полгода. Но только в должности второго помощника капитана, потому что немцы осторожничают и русских капитанов пока не нанимают. Но зарплата в 1800 долларов США превышала валютную часть моей российской зарплаты в пятнадцать раз. Упрашивать меня было не нужно, я давно хотел попробовать поработать под иностранным флагом, да и денег заработать уже не мешало. Из Пароходства увольняться, правда, не хотелось. Но у меня как раз накопилось не отгулянных выходных дней примерно на полгода, и я надеялся договориться в Отделе кадров, чтобы мне их дали отгулять все, а я бы в это время сходил на иностранный контракт.

Суровый инспектор Отдела кадров выслушал меня с интересом, но заявил, что на иностранный контракт – только через увольнение. Я выразил желание подумать и вышел из кабинета, но через пять минут вернулся, сказал, что уже подумал и написал заявление об увольнении. Было несколько волнительно уходить из родного Балтийского пароходства, но, как говориться, «охота пуще неволи». Уговаривать остаться меня никто не стал, только председатель профкома Пароходства воскликнул, – Ну вот, уже старпомы уходят по собственному желанию!

Через пару недель, подписав контракт, я уже летел в вольный город Гамбург на Боинге-737 авиакомпании «Люфтганза». Перед вылетом я купил учебник немецкого языка, словари и даже посмотрел по телевизору несколько уроков немецкого. Почему-то запомнились следующие фразы:

– Entschuldigen die Frage, wie alt ist der kleine Muk?

– Er ist zweihundert Jahre alt.

(Извините за вопрос? Сколько лет Маленькому Муку? – Ему двести лет.)

В Гамбурге меня встретил суперинтендант судовладельца, отвез на какую-то очень нестрогую медкомиссию, а затем в контору капитана порта, где мне выписали немецкую Книжку моряка, куда должны были заноситься сведения о работе на судах. На обложке книжки был изображен немецкий готический орел. Свастика, правда, отсутствовала. После этого, мы вместе с судовладельцем и суперинтендантом поехали на автомобиле в Роттердам, куда должен был прийти теплоход «Франкоп».

«Франкоп» был совершенно новым контейнеровозом вместимостью 380 контейнеров в двадцатифутовом эквиваленте. Подавляющее большинство западных коммерческих судов работают под удобными флагами, такими как Кипр, Панама, Либерия, Сент-Винсент и флагами других экзотических островов Карибского моря. Так судовладельцы избегают уплаты высоких налогов. Но в Германии существовали субсидии на строительство новых судов, стимулирующие развитие национальной судостроительной промышленности, а условием получения такой субсидии был год работы под немецким флагом. «Франкопу» года еще не было, и он все еще продолжал ходить под флагом Федеративной Республики Германии.

Как я уже сказал, судно было новым и напичканным множеством разнообразного современного оборудования: носовое подруливающее устройство, машина с автоматическим управлением с мостика, автоматические швартовные лебедки, вместо спасательных шлюпок на корме стояла спасательная капсула, сбрасываемая в воду по небольшой аппарели. Много всего. На мостике стояли два самолетных кресла, вокруг которых располагалась консоль со всеми необходимыми кнопками управления и двумя цветными радарами. Правда, отделка и обивка помещений были явно бюджетными, полусинтетическими. Оно и понятно – не пассажирский лайнер, а обычный рабочий контейнеровоз.