Выдыхаюсь ближе к концу своей тирады, допивая залпом остатки сока и кручу в руках стакан.
— Верни мне ее.
Говорю это, нарушая неловкую тишину, в сотый раз, готова сказать и в тысячный.
Я столько сказала — а он молчит. Смотрит, буравя взглядом, готовый прожечь дыру во мне.
Как я устала, господи, эти несколько дней стоят целого года жизни, от напряжения не могут расслабиться мыщцы, болит нога. Я ощущаю себя столетней старухой, у которой не осталось никакой энергии.
Но я все еще сражаюсь, буду сражаться, за свою дочь. Понятия не имею с кем и против кого — главное, не опускать руки.
— Скажи что-нибудь, — прошу Арслана, мне сложно не понимать его мыслей. Что для него значил наш секс? Не только для меня одной эта близость была чем-то большим, чем просто химия двух тел?
— Я делаю все, что могу.
Я сглатываю крик. Потому что уверена: этого мало. Нужно делать больше. Но что именно? Не знаю, не могу объяснить.
— Арслан, — слова так и льются из меня, но договорить я не успеваю.
В его руках жужжит телефон.
Я вижу только лица Арслана, но по нему понимаю: это они.
Они.
Сабиров
— Говори.
От кого звонок — не секрет. Я его жду уже давно.
Все тот же голос. На этот раз я не тону в ярости, мне хватает сил держать себя в руках. Пусть и с трудом.
— Сегодня в офис будет курьер, — произносит он, — подпиши документы, позже я скажу, как их передать.
— Какие еще документы? — знаю, что не ответит, но вопрос все равно задаю.
Поднимаю глаза, напротив стоит Карина. Руками себя обхватывает, такая тонкая, с перепуганным глазами, смотрит на меня и пытается считать по лицу, что происходит. Я не представляю, что может испытывать мать, у которой похитили ребенка. И сколько ей шагов до безумства — тоже. По ощущениям, совсем немного.
Даже меня это гложит, толкает в пучину гнева и страха, а я эту девочку в жизни не видел, только слышал ее отчаянный крик по телефону.
Перевожу взгляд выше, за голову Карины. Слишком отвлекает она меня.
Я не позволяю себе думать о негативном сценарии. Держусь как за спасательный плот за мысль о том, что справлюсь. У меня есть бабки — их много. Много, чтобы добиться желаемого. Есть связи, а это в наше время значит иногда больше, чем деньги.
То, чего мне не хватает — времени. Я чувствую, что к цели мы движемся слишком медленно, минуты складываются в часы и утекают, а я все топчусь на месте, и до сих пор не знаю, кто стоит по ту сторону.
— Увидишь, — так же лаконично отвечает мне он, но я перебиваю его грубо:
— Не пойдет. Мне нужны гарантии. Что с ребенком? Я хочу слышать ее голос.
Карина рывком летит вперед, едва я успеваю договорить последнюю фразу. Ловлю ее одним движением, прижимаю к себе, перехватывая телефон плечом. Затыкаю рот — чтобы не напортачила. Она дергается в моих руках, я сжимаю еще крепче, наплевав на осторожность.
Дура, мать твою, что ты делаешь?!
— Ты не в том положении, Сабиров, чтобы диктовать условия, — слышу я, а дальше все, тишина. Трубка падает на пол, у Карины ноги подгибаются и она оседает в моих медвежьих объятиях как безвольная тряпичная кукла.
Я убираю руку от ее рта, и слышу, как она всхлипывает, уже не таясь. Черт возьми, все эти истерики совсем некстати, мне некогда еще и ее успокаивать.
— В первый и последний раз, — обращаюсь к ней, — ты ведешь себя так. Иначе я запру тебя в подвале, чтобы не лезла не в свое дело.
— Запри, Сабиров, — кивает она, поднимая на меня мокрые от слез глаза, — я так больше не могу, слышишь? Не могу я! Она же маленькая совсем, а мы ничего не делаем, ничего не происходит! Ни-че-го! У тебя же полгорода в должниках, у тебя связей столько, почему ты до сих пор не знаешь, где ее прячут?